Россия и становление сербской государственности (1812-1856) - Елена Кудрявцева

Весной 1851 г. Туманский сообщал о том, что, по его мнению, Англия стремится расширить сеть своих представительств на Балканах. Прежде всего это касалось Боснии. Секретарь английского посольства Алисон предпринял поездку в Боснию, целью которой был зондаж возможности открытия консульства в Сараево^[542]. Великобритания, безусловно, искала способ своего укрепления на Балканах, поскольку была вынуждена признать бесспорное лидерство России в Дунайских княжествах. Еще в 1850 г. английский консул в Белграде Фонбланк в беседе с секретарем российского консульства С. Поповым уверял, что «одна из принадлежностей системы политики, соблюдаемой лордом Пальмерстоном, состоит в том, чтобы сколь возможно устраниться от всякого вмешательства в дела Дунайских княжеств, на которые… может, должна, а следовательно, и будет, несмотря ни на какие препятствия, иметь влияние одна только Россия»^[543]. Впрочем, такая «беспечность к ходу дел в княжестве» сменилась у английского консула пристальным вниманием к нему.

В начале 50-х гг. с именем Фонбланка был связан целый ряд происшествий в Сербии, каждое из которых чуть ли не приводило к разрыву англо-сербских отношений. Первый эпизод был связан с тем, что сербская полиция наказала 25 палочными ударами слугу английского консула. Самого Фонбланка в это время не было в Белграде, но, вернувшись, он тут же снял с консульства английский флаг и герб, что означало разрыв дипломатических отношений^[544]. Второй случай был более серьезным и повлек за собой длительное разбирательство. В день именин А. Карагеоргиевича в английском консульстве были выбиты окна, а один камень попал в плечо самому Фонбланку, который не позаботился осветить здание в честь праздника. Более того, ни англичанин, ни француз не сделали визитов вежливости с поздравлениями князю. Тем не менее Фонбланк счел себя оскорбленным, что вызвало повторное снятие флага и герба с консульства^[545]. Фонбланк потребовал публичных извинений с пушечным салютом. Следующий инцидент осложнил русско-английские отношения: в день именин российского императора Фонбланк счел возможным не посетить российское консульство с официальными поздравлениями, ограничившись присылкой туда своей карточки. Туманский вернул визитку, указав на то, что он «принимает визиты, а не карточки»^[546]. Фонбланк не замедлил ответить нотой, в которой вся ситуация уже выглядела как оскорбление достоинства английского представителя в Белграде^[547]. Эти постоянные мелочные придирки и раздувание псевдополитических скандалов без должного на то основания свидетельствуют не столько о капризном характере консула, сколько о требовании особого внимания к английскому представительству и боязни проявления малейших признаков неуважения – реального или мнимого – к этой великой державе.

Во всех перипетиях этих надуманных конфликтов Фонбланк располагал постоянной поддержкой своего французского коллеги. Франция, по свидетельству Туманского, имела большое влияние на сербское правительство и постоянно вмешивалась во внутренние дела Сербии. Особенно заметным это влияние было в деле поддержки деятельности польских, а после 1849 г. и венгерских эмигрантов в Сербии^[548]. Австрийский консул Т. Радосавлевич, солидаризируясь с требованием российского консульства, пытался, со своей стороны, воздействовать на сербские власти, чтобы выдворить венгров из страны. Сербы отговаривались тем, что поскольку венгры «пользуются покровительством французского консульства, то воспретить им пребывание в Сербии значило бы поставить себя в дурные отношения с Франциею, и что сербское правительство чувствует себя недостаточно сильным, чтобы ссориться с первостатейными державами». При этом Радосавлевич заметил, что «ему ни в каком другом отношении не удавалось видеть в сербских начальниках того скромного сознания своей слабости в отношении к первостатейным державам», которое демонстрировалось в данном случае^[549].

Летом 1853 г. преддверие военной грозы отчетливо угадывалось в европейской внешнеполитической обстановке. Она накладывала отпечаток на ход дипломатических отношений не только в крупных мировых столицах, но и в маленькой Сербии. Российский и австрийский консулы по-прежнему противостояли англо-французскому объединению. Они сходились в том, что влияние Франции самым пагубным образом сказывается на внутренней жизни княжества и лишает Россию расположения сербского правительства^[550].

В составе российского консульства к этому времени произошли изменения. Туманский, еще весной просивший разрешения отправиться на воды в Германию для поправки пошатнувшегося здоровья, скончался 5 июля 1853 г. На место генерального консула в Белграде был назначен Н. Я. Мухин, но прибыл он в сербскую столицу лишь осенью. А тем временем консульскими делами заведовал секретарь консульства титулярный советник С. Попов. Нам не много известно об этом чиновнике, но те дипломатические бумаги, которые выходили из-под его пера, говорят о нем как о человеке, обладавшем нестандартным мышлением и глубоким аналитическим умом. Подтверждение этому мы находим в докладных записках, отправленных Радосавлевичем своему министерству. «Секретарь консульства Попов, – пишет Радосавлевич, – кажется настоящим вдохновителем решений своего начальника; отлично известно, что на протяжении восьми лет, которые он занимает свой пост, он является большим приятелем (un ami tres chaud) Вучича»^[551]. Из приведенных выше слов следует, что именно к Попову обращалась прорусски настоенная сербская оппозиция, в то время как Туманский, находясь на посту генерального консула, сумел окончательно испортить русско-сербские отношения благодаря своим личным качествам. Министр иностранных дел Австрии Буоль подтверждает этот факт в своем письме белградскому консулу: именно во время пребывания Туманского в Белграде русско-сербские разногласия «достигли кульминационного пункта, где, к сожалению, находятся еще и сейчас»^[552]. Таким образом, лишившись официальной поддержки России, сербское правительство нашло ее в лице французского консула. Чего хотят сербы? – спрашивал Буоль. Они хотят создать независимое государство, а также расширить его границы, и всего этого они надеются достичь с помощью Франции^[553]. С целью восстановления военного дела в княжество был вызван военный инструктор из Парижа Орелли. Он должен был заняться формированием регулярного войска и артиллерии. Именно Орелли вместе с прибывшим военным атташе французского консульства Монденом должны были сформировать армию в 40 тысяч человек для отпора Австрии, выразившей готовность послать свои войска безо всякого предупреждения при первых признаках восстания в княжестве^[554]. После того как Радосавлевич официально уведомил попечителя иностранных дел А. Симича о возможных действиях Австрии, князь поспешил предпринять ответные шаги: австрийскому консулу была вручена нота с протестом против предполагаемого вмешательства австрийских властей. На совещании у князя было решено заняться военными приготовлениями, к которым привлекались Орелли и Монден. 22 тысяч ружей, порох, ядра предполагалось отправить внутрь страны для передачи жителям Сербии. Предвидя подобное развитие событий, месяцем ранее австрийский кабинет направил в Сербию своего бывшего консула в Белграде Мейерхофера с заданием выяснить обстановку в княжестве и Боснии. В личной беседе с Туманским Мейерхофер еще раз выразил уверенность в том, что нестабильность политической обстановки в Сербии является следствием чрезмерного усиления Франции^[555].