Проще, чем анатомия - Александр Поволоцкий

— Вы же добровольцев ищите, — сердце у Раисы на минуту екнуло, не ровен час догадается, — на опасное дело! Ни для чего другого бы так не собрали!

— Угадали. Ну, значит, вы и еще младшего персонала два человека.

— Тетя Рая, я с вами! — выпалила Верочка и, позабыв все уставы, выскочила из шеренги и ухватила Раису за руку. За ней, на секунду оглянувшись, торопливо шагнула Оля Васильева.

Денисенко, за ним Огнев и все остальные врачи расхохотались.

— Пионерлагерь, ей-богу. Ладно. Вам четверым, — Денисенко строго посмотрел на Огнева, — отдыхать до семи ноль ноль. Гусев, Майский, вам тоже отдыхать, утром осмотреть машины. От них ваша жизнь зависеть будет, и не только ваша. Остальным — готовить раненых к эвакуации. Васильев, делай со своей таратайкой, что хочешь, но чтоб к утру была на ходу! Васильев не по-военному развел руками и открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Денисенко скомандовал: “Разойдись!”, повернулся и пошел к штабной палатке.

К семи часам большая часть медсанбата была свернута, раненых отправили. Звуки боя изменились, не было постоянной, ровной канонады с одной стороны — пушки периодически постреливали то с фронта, то с флангов.

Собирались спешно. Теперь казалось, что под Перекопом это не срочная передислокация была, а так, ничего особенного. Наташа Мухина провожала подругу чуть не со слезами. Но она спала в ту ночь, уже сменившись с дежурства, и все решилось без нее. Просилась Мухина тоже добровольцем, чтобы с Верой не расставаться, но командир не разрешил. Сказал, троих мол достаточно, шагом марш собираться.

Васильев с другими шоферами чуть не до крови сбил руки, пытаясь что-то отладить в своей на ладан дышащей машине. Чудо — но завелась! Перед отъездом он отыскал Раису, попрощаться. Стиснул ей неловко руку своей черной от машинного масла жесткой ладонью:

— Ох, опять собираться… Племяшу мою береги, Раиса Иванна. На тебя теперь вся надежда, — вид у Васильева был хмурый, он то и дело морщился от боли и ощупывал правую скулу. Как всегда, здоровье подвело. И спину скрутило, пока в моторе копался, а теперь еще и зуб заныл, от холода видать.

— Потом, — отмахнулся он. — Глядишь, отпустит, пока едем. Я же их… с детства боюсь. Только Кошкину не говори, засмеет.

Ровно в полдень, оставив единственную палатку да две машины, колонна медсанбата уехала. По всему было похоже, что с эвакуацией опоздали, и минимум — на полсуток. Но связи не было, а, стало быть, и приказа отступать — тоже.

За следующие три часа не произошло вообще ничего. Только подошли двое раненых — один с рукой на перевязи, другой прихрамывающий, но оба при оружии, выбрели на палатку и тут же один другого начал стыдить:

— Ты говорил — немцы кругом, немцы кругом! А тут, смотри, врачи работают!

Оказалось, что оба идут с батальонного медпункта, полкового не нашли — только убитую лошадь, брошенную сандвуколку да какие-то тряпки и щепки. Батальон их держится, но только потому, что немцы толком не нажимают. С полком связи нет. Со вчерашнего дня. Артиллерия наша молчит.

Послушав канонаду, повертев головой и даже, кажется, понюхав воздух, Огнев сказал: “Все, нечего нам больше ждать. Снимаемся и уходим. Саенко, запишите в журнале — арьергардный медпункт свернут под ответственность старшего по пункту ввиду очевидной опасности захвата. Батальон бы предупредить… нет, этого уже не пиши. Машину туда гнать нельзя. Ни мотоцикла, ни лошади нет. Пешком часа три в оба конца. Эх… Бросаем же…”

Свернули палатку, медикаменты и двинулись. Санитарная машина, да полуторка. И шесть человек персонала — врач, фельдшер, две санитарки да два водителя. Почетное место, считали в старину, арьергард.

Дивизия, похоже, под очередным ударом немцев рассыпалась. И откатывались войска теперь — кто на Симферополь, кто на Керчь. По голой степи, где так весело гонять отступающую пехоту хоть танкам, хоть мотоциклистам, хоть самолетам. Наших-то последние дни и вовсе видно не было. Только тянувший, да не вытянувший совсем недалеко от медсанбата Ил-2, сгоревший до черного остова. Севернее еще погромыхивало и постреливало, но ощущения фронта эти звуки уже с утра не создавали.

Дорога была пугающе пуста — регулировщиков не было, даже беженцев не было, как будто все вымерло. На каждом перекрестке останавливались и тщательно изучали карту. По солнцу и компасу — как минимум, ехали в ту сторону.

Высоко в небе прогудела девятка “Юнкерсов”, даже не удостоив две машины вниманием. “Опять вокруг пусто, — думала Раиса, — опять отступаем, опять посреди неизвестно чего”.

Внезапно машины встали так резко, что раненые застонали. Схватившись для уверенности за выданный ей карабин, Раиса выскочила из машины. Командир стоял на крыше кабины, изучал пейзаж в бинокль и даже спина у него выглядела напряженно. Раиса всмотрелась, но ничего такого не разглядела.

Наконец Алексей Петрович слез на землю и скомандовал: “Отряд, ко мне! Моторы не глушить!”

— Сообщаю обстановку, — сказал он, когда весь немногочисленный отряд собрался, — Впереди — две сгоревшие машины, одна — санитарная. Это, конечно, мог быть самолет-охотник, но пока немцам было не до одиночных машин. Не исключено столкновение с десантом [* Десантом называли и моторизованную передовую группу — в общем, всяких немцев, внезапно появившихся в тылу в заметном количестве]. Быть готовыми к встрече с врагом. Если нам удастся их обнаружить раньше — уходим с дороги и ищем укрытие. Если нет — диспозиция следующая. Товарищ Саенко!

Верочка, часто моргая и стискивая зубы, кивнула.

— По моей команде или в случае обстрела и остановки машины покидаете кузов. Первая задача — снять пулемет. Даже если машина будет гореть — снять пулемет! Из-за машины не торчать, либо прикрываетесь ею, либо в кювет, либо, в крайнем случае, броском от машины и дальше ползком.

— Есть с-снять пулемет… — отозвалась Вера. Губы у нее прыгали от страха, глаза за стеклами очков округлились, но держаться пока получалось.

— После этого товарищи Саенко и Васильева эвакуируют и укрывают небоеспособного раненого. Все остальные принимают бой. В случае моей гибели старший — товарищ Поливанова. Товарищи шоферы, при покидании машины всегда иметь при себе карабин. Даже если по нужде отошли. Вот товарищ Поливанова все поняла правильно, хвалю. Наган отдайте Васильевой, у нее из оружия ничего серьезнее расчески нет. Вопросы есть? По машинам.

Вопросов, понятно, после такого приказа и быть не должно. Но Раиса почувствовала, как вмиг вспотели ладони. “В случае моей гибели”. Опять встала перед глазами машина с начисто осыпавшимся стеклянным крошевом передним стеклом. “Зачем вы так, товарищ профессор, зачем? Только не вы, кто угодно!