Венская рапсодия - Юлия Дростен

этом, — тихо сказала Изабелла. — Беженцы рассказывали. До войны я считала себя не еврейкой., а гражданкой Австро-Венгрии. Сейчас же, зная о том, каким лишениям и гонениям подвергаются евреи, я чувствую себя одной из них.

Оба помолчали. Затем Изабелла продолжила:

— Кстати, Нелли мне сильно помогает. Она здесь каждый день, самоотверженно заботится о медицинском обеспечении беженцев. Когда приходит врач, она не отстает от него ни на шаг и наблюдает за всеми его действиями. Еще она пожертвовала приюту всю детскую одежду, которую сшила после… Извини, — осеклась она, — я не хотела об этом напоминать.

— Во всяком случае, все это шитье оказалось не напрасным, — пожал плечами Макс.

Изабелла пристально посмотрела на него.

— Фанни тоже нам помогает. Ты, наверное, видел, что женщины в холле шьют. Это армейский заказ, который она нам обеспечила.

Услышав имя Фанни, Макс почувствовал, как сердце забилось быстрее. Ему сразу же захотелось задать множество вопросов, но, заметив испытующий взгляд сестры, он сменил тему:

— Кто оплачивает жилье и обеспечение? Вряд ли расходы покрываются армейскими заказами от Фанни.

— К сожалению, нет, — подтвердила Изабелла. — Медикаменты мы получаем в Центральном ведомстве обеспечения беженцев, но в небольших количествах, да и то приходится клянчить. Проживание бесплатное, потому что мужчины делают ремонт. Ну а еду… еду я по большей части оплачиваю сама. — Она смущенно улыбнулась, а потом озабоченно посмотрела на брата: — С продуктами дела обстоят все хуже, цены растут не по дням, а по часам. Если в апреле введут хлебные карточки, положение станет еще более тяжелым. Беженцам по норме полагается меньше, чем жителям Вены.

Макс наклонился вперед и взял Изабеллу за руку.

— Я хочу тебя поддержать и сегодня же выпишу чек на твое имя.

— Это будет серьезной подмогой. Спасибо тебе, — ответила Изабелла со слезами на глазах.

— От родителей что-нибудь слышно? — спросил Макс.

Сестра кивнула:

— Вчера впервые за долгое время пришло письмо от мамы. Она пишет, что большинство служащих отца призваны на фронт или работают на оборонно-промышленных предприятиях, так что он подумывает закрыть магазины. Обязательно пошли маме телеграмму. Она ведь тоже уверена, что после сдачи Перемышля ты попал в плен.

— Меня волнует, что папа вложил крупную сумму в военный заем, — сказал Макс. — Когда мы проиграем, он понесет серьезные убытки.

— Ты думаешь, что мы проиграем войну? — испугалась Изабелла.

Брат пожал плечами:

— Наша армия плохо оснащена. Оружие устарело. Не хватает продуктов и сырья. Без немцев мы бы давно уже сдулись. — Он подумал о бумагах, доставленных утром наследнику престола. — Не теряй мужества, сестрица. Быть может, война скоро окончится.

— В любом случае она уже изменила мою жизнь во всех отношениях, — ответила Изабелла. — Например, я больше не хожу к доктору Фрейду.

— Потому что поправилась?

— Потому что поняла, что никогда не была больна. — Она помолчала, а потом посмотрела брату прямо в глаза: — Я встретила женщину, которая ответила на мои чувства. Я влюбилась, Макс.

— От души рад за тебя, — мужчина обняла сестру. — Расскажешь о ней?

Изабелла просияла.

— Ее зовут Рахиль Мендельсон. Ты уже видел ее — вместе с детьми, которые выходили из класса. Она учительница родом из Лемберга[62]. Мы познакомилась, когда она украла хлеб. — Женщина хихикнула и рассказала Максу, как в начале января в буквальном смысле столкнулась с Рахилью перед прилавком булочной. Та упала, но прежде чем успела подняться, на нее набросилась бежавшая следом продавщица. Она хотела вызвать полицию, но, когда Изабелла предложила оплатить украденный хлеб, пошла на попятную.

— Рахиль воровала хлеб не для себя, а для детей беженцев, которые не ели уже несколько дней, — пояснила Изабелла. — Она привела меня в синагогу в Темпельгассе. Там люди разбили лагерь во дворе, прямо под открытым небом. Посреди зимы, Макс! Среди них были и старики, и беременные, и младенцы! Мне стало ясно, что просто так уйти и сделать вид, что меня не заботят эти люди и их судьба, я не могу. Мне хотелось помочь — и хотелось быть рядом с Рахилью. — Она застенчиво улыбнулась.

— Я вижу, что ты счастлива, — отозвался Макс. — А от этого счастлив и я.

Пять дней спустя молодой военный стоял на улице Грабен и смотрел на фасад дома мод Моро. Над черной лакированной дверью по-прежнему красовались золотые буквы «Сара Моро кутюр», но витрины были заколочены досками, как и в большинстве магазинов вдоль венской мили роскоши. Повернув дверную ручку, Макс обнаружил, что замок заперт.

Он решил попытать счастья с черного хода. Утром ему предстояло покинуть Вену — почти на неделю раньше запланированного. Мысль уехать, не повидавшись с Фанни, была невыносима.

Командование вызвало его из отпуска так рано, потому что — как полагал сам Кальман — ожидалось вступление в войну королевства Италия. Вообще-то по договору Италия была обязана поддерживать Германию и Австро-Венгрию, но поскольку Антанта пообещала ей в случае победы обширные земли в Тироле и Фриули, итальянское правительство решило сменить сторону.

Из тайных донесений, которые Макс регулярно получал с курьером и во время отпуска, ему было известно, что старый император счел маневр союзника предательством и заявил, что лучше «с честью пасть», нежели «договариваться с разбойниками». О мире, которым грезил генерал Кусманек, в донесениях не было ни слова.

Макс дошел до задней двери салона мод и выяснил, что она тоже заперта. Поразмыслив, он нажал на кнопку звонка. В тот же момент позади него раздался голос:

— Кальман! Что ты здесь делаешь, бродяга?

Он обернулся и испуганно отступил, увидев чудовищно изуродованное лицо окликнувшего его мужчины. Правый глаз закрывала черная повязка, нос представлял собой бесформенный комок, а лоб пересекал вздувшийся багровый шрам. Человек был одет в темно-зеленый мундир офицера генерального штаба. На груди блестела бронзовая медаль за военные заслуги. Три звездочки на воротнике указывали, что это гауптман, и Макс отдал честь, хотя все еще не понимал, кто перед ним.

Мужчина сложил губы в подобие ухмылки.

— Это я, твой старый товарищ Бруннер. Не узнаешь меня с новым лицом? Спасибо битве при Колубаре. Осколок гранаты.

— Бог мой, Бруннер, тебя я тут встретить никак не ожидал! — Макс хлопнул по плечу товарища, с которым вместе учился в военной школе.

Валериан Бруннер добродушно рассмеялся.

— Доктора неплохо меня подлатали, а? Когда они закончили, кайзер вручил мне награду, — он ткнул пальцем в грудь. — После этого меня повысили до гауптмана и перевели в военную разведку, в группу «Россия».

— Так ты работаешь в осведомительном бюро? — уточнил пораженный Макс и добавил в шутку. — Мне теперь стоит тебя опасаться, господин агент?