Королевские сестры - Виктория Холт

ли? Мне жаль. Ты, должно быть, забыла, как когда-то Фрэнсис Эпсли была твоей лучшей подругой. Она и сейчас моя подруга, но не такая близкая, как Сара, конечно. Я не вижу вреда в том, чтобы иметь друзей. И ты когда-то не видела. Полагаю, это Вильгельм попросил тебя сделать это.

— Я прошу тебя, потому что считаю, что без Сары Черчилль тебе будет лучше.

— Я думаю, мне должно быть позволено самой выбирать себе придворных.

— Я тебе советую.

— Я тоже могла бы тебе посоветовать.

— Не будь такой глупой, Анна. Если ты не будешь осторожна, я отниму у тебя половину твоего дохода.

— Ты не сможешь этого сделать, — возразила Анна. — Парламент проголосовал за мой доход… хотя я знаю, что вы с Вильгельмом пытались меня его лишить.

— А сколько ты позволяешь себе тратить на семью Мальборо?

— Это мое личное дело.

— Анна! Ты забываешь…

— Что ты королева? Нет. Ты мне не позволишь. Ты приходишь поговорить со мной как сестра, говоришь ты, а потом напоминаешь, что ты королева. Что ж, я — принцесса Анна, дочь нашего отца не меньше, чем ты, и наследница престола, ибо у вас с Вильгельмом нет детей — и никогда не будет. Так что я и мой маленький Глостер имеем право на некоторое уважение.

Мария прервала ее.

— Ты даешь семье Мальборо тысячу в год. Это смешно и расточительно. Почему они должны получать эти деньги? Разве им не платят за их службу… ему в армии и за его придворные обязанности… ей за ее обязанности здесь, в Кокпите? К чему эти щедрые подарки? Напомнить тебе, что твой доход должен поступать из королевской казны, и если он так велик, что ты можешь позволить себе делать щедрые подарки в тысячу в год — тем, кто их не заслуживает, — то я думаю, давно пора пересмотреть твой доход.

— Это чудовищно, — вскричала Анна, вытирая глаза. — Подумать только, что ты приходишь сюда… а я в моем нынешнем состоянии…

— Я не хочу тебя расстраивать, а лишь заставить тебя немного образумиться.

— Что, по-твоему, означает избавиться от моих лучших друзей.

— Твои друзья — это король и я.

— Я пока не видела никаких признаков вашей дружбы.

— О, ты самая неблагодарная тварь!

— Тебе ли говорить о неблагодарности?

Губы Анны сжались, ибо она вспомнила письмо, которое написала отцу. Насколько счастливее она себя чувствовала с тех пор, как написала его! Мария не просила прощения. Да и как она могла, связанная по рукам и ногам с голландцем Вильгельмом? Единственный способ для нее покаяться — это вернуться в Голландию и забрать с собой своего голландца.

Насколько приятнее было Анне: ей всего-то и нужно было, что написать покаянное письмо и продолжать жить в Кокпите, с Глостером рядом и, возможно, скоро еще одним малышом, и с дорогой Сарой, ее постоянной спутницей.

Ее постоянная спутница — вот в чем был корень проблемы.

— Сара останется со мной, — упрямо сказала она. — Никто не отнимет ее у меня.

***

Граф Мальборо, один из камер-юнкеров, прибыл в покои короля, чтобы как обычно исполнить свои обязанности.

Вильгельм, без парика, в постели, представлял собой не самое красивое зрелище, но все его слуги к этому уже привыкли.

Церемония никогда не была особенно приятной. Карл II превращал ее в очень веселое событие, с его остротами и шутками, и остроумие короля стоило того, чтобы его послушать. Церемония утреннего туалета Якова не была забавной, но была исполнена достоинства, и велись разговоры, хотя они почти всегда сводились к лошадям и женщинам. У Вильгельма все проходило в молчании и было лишь мрачным процессом одевания короля.

Обязанностью Мальборо было надеть на Вильгельма рубашку. Он сделал это как обычно, и если король смотрел на него так, будто его не существовало, в этом не было ничего необычного.

Исполнив свой долг, Мальборо уже покидал покои, когда к нему подошел лорд Ноттингем.

— Милорд Мальборо, пару слов.

Мальборо и несколько придворных остановились, чтобы послушать, ибо в тоне Ноттингема было нечто серьезное, даже зловещее.

— Король просил меня сообщить вам, что он более не нуждается в ваших услугах.

— Что!

Ноттингем кивнул.

— Все ваши должности должны быть проданы или переданы, ибо ни король, ни королева не желают видеть вас при дворе.

Мальборо был ошеломлен. Это могло означать разоблачение. Тогда почему не тюрьма? Увольнение. Изгнание. Как он мог продолжать свои замыслы, если ему запрещен доступ ко двору?

На него были устремлены любопытные взгляды. Он должен был взять себя в руки. Он расправил плечи, улыбнулся и быстро пошел своей дорогой.

***

По всему двору поползли сплетни. В чем грех Мальборо? Какой позор! Сказать ему так, при стольких свидетелях! И после его кампании в Ирландии! Да если бы Мальборо не покинул Якова тогда, Вильгельму не пришлось бы так легко.

Распространился слух, что его обвиняют во взяточничестве. Что ж, это была правда. Но если всех, кто брал взятки, выгонят со двора, там мало кто останется.

А, вот она, настоящая причина. Он сеял смуту в армии, жалуясь на привилегии, данные голландцам и отнятые у англичан.

Голландцу Вильгельму это не понравилось.

Так… вот и конец Мальборо.

***

Сара разрывалась между горем и яростью. Чтобы такое случилось с ее Джоном, с самым блестящим полководцем в армии, — немыслимо! Если она когда-либо не любила Вильгельма и Марию, то теперь она их ненавидела. Презрела! Прокляла! И она была полна решимости заставить их заплатить за это сполна.

Она немедленно отправилась к мужу.

Он обнял ее и попытался успокоить, ибо никогда не видел ее в такой ярости и возбуждении.

— Дорогая моя, успокойся, — умолял он.

— Успокоиться! Когда тебя оскорбили… эта чудовищная горилла, этот выкидыш! Как он посмел!

— Он узнал, что я пишу Якову.

— Нет!

— Я так думаю.

— Он не сказал…

— Нет, он слишком умен. Он знает, что если бы это стало известно, полстраны восстало бы за меня. Они не хотят его здесь видеть.

— И хорошо бы, если бы восстали.

— Нет, Сара. Вернуть Якова… и принца Уэльского? О чем ты думаешь?

— Этого, конечно, не следует делать.

— Нет. Помни об этом, дорогая моя, и успокойся.

— Они хотят выжить и меня тоже.

Он кивнул.

— Они не будут