К. Р. Баловень судьбы - Наталия Чернышова-Мельник

После красных флагов, революционных песен и насилий… устраивалась большая патриотическая манифестация с иконами, портретами государя, национальными флагами и пением гимна.

Далее путь Константина Константиновича лежит через Москву в Санкт-Петербург. Из-за забастовки железнодорожников, которая охватила практически всю страну, поезд прибыл в столицу с опозданием.

Доложив военному министру об итогах своей поездки, великий князь едет на прием к императору. Видимо, по праву бывшего «отца-командира» он рискнул дать Николаю Александровичу совет – телеграммы, адресованные в воинские части, лучше не заканчивать теперь словами «Пью за ваше здоровье». Раньше они были уместны, теперь же могут оказаться истолкованными превратно.

В столице, как и во всей стране, неспокойно. И с каждым днем волнения нарастают. Распространяются они и в такой тихой еще недавно обители, как Женский педагогический институт. Константин Константинович всегда гордился своей опекой над этим учебным заведением и часто его посещал. 23 ноября он отправляется туда вместе с Елизаветой Маврикиевной и с удивлением узнает, что занятия в институте отменены. Вечером того же дня в его дневнике появляется запись:

Все идут на сходки, слушательницы разбились на два стана: правые хотят учиться, левые стремятся к устройству в институте митингов с посторонними лицами, профессора тоже раздвоились.

Общему настроению поддалась даже домашняя прислуга. Константин Константинович с удивлением читает подписные листы с требованием об увеличении жалованья. Все настолько смешалось, что удивляться, кажется, уже просто нечему…

Словно поддавшись общему настроению, рано пришла в столицу в этот трудный год и зима. В конце ноября то и дело мела метель, запорошив снегом дома, площади, улицы. Тоскливо на душе, тревожно. О своем ощущении приближающейся опасности великий князь пишет 30 ноября:

Тревожное настроение по всей России, тяжелый удушливый воздух как перед грозой. Все ждут, когда же наконец будут объявлены выборы в обещанную Государственную думу… Но не грянет ли гром раньше, чем она соберется? Настанет ли восстание или предупредит его диктатура? Страшно. Все ждут чего-то.

7 декабря началась политическая забастовка в Москве. В считаные дни волнения охватили провинцию, национальные окраины Российской империи. Правда, в столице пока на удивление тихо. Видимо, мятежники боятся столкновений с войсками, не забыли о жертвах Кровавого воскресенья. Так или иначе, но Константин Константинович с облегчением записывает 10 декабря в дневнике:

…Несмотря на объявленное мятежниками вооруженное восстание, в Петербурге на улицах совсем спокойно и замечается большое движение.

Но спокойствие – чисто внешнее, и Константин Константинович хорошо это понимает. Всегда равнодушный к политике, сейчас он ни дня не может прожить без газет, читает их «с жадностью». Правда, с доставкой печатных изданий начались перебои. Раньше почтальон каждое утро приносил их в Мраморный дворец, а вот 19 ноября не явился, и «пришлось послать человека купить». Такое повторится еще не раз. Что ж, приходится прилагать определенные усилия, чтобы своевременно получать информацию, но она все же поступает в срок. Вот хроника декабрьских дней 1905 года – в том виде, как она отражена в дневнике великого князя.

13 декабря. В Москве упорно бьются с мятежниками… Но и у нас кое-где насильственно принуждают конки останавливать движение, опрокидывают вагоны. Есть случаи столкновения с полицией и войском, есть раненые и даже убитые…

17 декабря. В Москве беспорядки прекратились, но в Прибалтийских губерниях и во многих местах России ужасы не ослабевают…

20 декабря. В Москве положение дел улучшается… в Петербурге тихо.

Понимая, что революция подрывает основы российской государственности, ведет страну к гибели, Константин Константинович уповает на то, что «войскам следовало бы действовать решительнее, тогда бы и неизбежное кровопролитие окончилось скорее». Мысль о необходимости твердых мер, которые должно предпринять правительство, он старается внушить императору. 25 марта 1906 года, встретившись с ним за завтраком, великий князь пытается сказать, что Николаю II «следовало бы важнейших сановников, погрешивших в последнее время в бездействии власти, предать верховному суду. Государь, по-видимому, не против этого, но свел разговор на разбор дел по сдаче Порт-Артура».

Константину Константиновичу явно не хватает проницательности. Не может или не хочет он понять, что нерешительность императора, его слабость как самодержца дошли до критического предела, за которым – неизбежный распад страны. Способствует этому и бездарность правительства… Сам же он главной бедой считает «умственную болезнь», которой подвержены многие русские люди. И с возмущением пишет 7 апреля 1906 года:

Когда-нибудь историк с изумлением и отвращением оглянется на переживаемое нами время. Многих, к прискорбию, слишком многих русских охватила умственная болезнь. В своей ненависти к правительству за частые его промахи они, желая свергнуть его, становятся в ряды мятежников и решаются на измену перед Родиной.

Трудные вопросы ставила жизнь, и не думать о них было просто невозможно. Страна переживала последствия русско-японской войны, и одним из главных было тяжелое финансовое положение. Для улучшения дел в экономике срочно требовался внешний займ, о чем неоднократно говорил министр финансов С. Ю. Витте. Но соглашались с этим далеко не все. Мешали решению важнейшего вопроса, считал Константин Константинович, «эти люди, например Гапоны, Максимы Горькие и разные конституционные демократы». Как же выйти России из столь унизительного положения?

Ответы на мучительные вопросы современности великий князь пытается найти в прошлом родной страны. Весной 1906 года он читает книгу А. Н. Пыпина «Общественное движение при Александре I» и, перевернув последнюю страницу, записывает в дневнике:

…Не принадлежу ли я к числу реакционеров – обскурантов и староверов… Я в корне расхожусь с многими из академиков, сочувствующими современному «освободительному движению», т. е. попросту революции. Но я вижу истинное освобождение вовсе не в том, где его ищут эти господа…

А в чем же? В цивилизованном развитии общества и всеобщем просвещении. В годы Первой русской революции, принесшей немало испытаний и тягот стране, великий князь решительно отвергал насилие, справедливо считая, что с его помощью невозможно решить «больные» вопросы, ослабившие Россию.

В тревожные месяцы 1905 года поэт К. Р. не написал ни одного стихотворения. Причину этого он объяснял в одном из писем: «За последние годы муза скупо дарит меня своими улыбками, а я не хозяин своего вдохновения и вызывать его насильно не умею». Дело, конечно, не только в этом. Все его помыслы в это время – о политике, о судьбе страны. А ведь великий князь – «чистый лирик», вовсе не «буревестник», и революционный вихрь, охвативший Россию, не может вдохновить его на создание поэтических произведений.

Но была тут и другая причина – чисто личная. 10 мая 1905 года умерла крохотная дочь Наталья, и это стало незаживающей раной в душе Константина Константиновича. Лишь год спустя – 10 мая 1906 года, он нашел в себе силы откликнуться на эту утрату: