Далекий край. Первое открытие - Николай Павлович Задорнов

Вошел в кабинет, вытянулся, щелкнул каблуками, доложил о прибытии и замер, глядя остро и упрямо. Теперь вся его тонкая, вышколенная фигура с прямой негнущейся спиной выражала готовность сопротивляться, подбородок слегка был опущен, но только чуть заметно – нельзя было бы и в строю придраться. У него вид бычка, который собрался бодаться. Готовность умело и рассчитанно повергнуть любого врага подчеркивалась жестким взором. Глаза заблестели дерзко при свете свечей, зажженных в это туманное и холодное петербургское утро на столе и над столом князя.

«Аристократ на современный манер и с норовом, – подумал князь. Он знавал и таких. – Молод, но с претензиями».

– Что случилось, господин капитан-лейтенант? – сурово глянув на него, спросил князь, сидевший прямо и неподвижно. – Вы желаете назначения вас командиром строящегося транспорта «Байкал»?

– Да, ваша светлость, я прошу об этом.

– И вы желаете, после кругосветного, остаться в Охотской флотилии, чтобы служить на транспорте в восточных морях?

– Да, ваша светлость! – ответил офицер.

Под слегка насупленными светлыми и густыми бровями взор его вдруг смягчился, выражение напряжения исчезло, и все лицо сразу переменилось, словно он заметил в князе что-то располагающее к себе. Оно лишилось остроты, стало обыкновенным русским лицом, не узким и не широким, с крупным, резко очерченным носом, энергичное и серьезное, но доброе, и видно было, что это человек не только сильный, но и впечатлительный.

Князь, подняв глаза от бумаг, несколько удивился такой перемене. Перед ним был как бы другой человек. Мягкий и спокойный взгляд офицера не понравился Меншикову. Он привык, что к нему наперебой лез народ упрямый, сильный, заносчивый, кичащийся дворянством, чинами, с просьбами, жалобами и требованиями. Но князь был стар и опытен и знал, что с такими легче, а за кажущейся мягкостью нередко таится большая сила и от таких людей чаще всего бывают неприятности, и он снова заговорил:

– Мне бы не хотелось отпускать вас так далеко. – И, помолчав, добавил небрежно, но у него это получилось значительно: – Вы могли бы с успехом служить здесь… Вы здесь нужны.

Чуть заметная дрожь пробежала по рукам офицера. Выражение напряжения снова явилось в его лице и фигуре.

– В-ваша светлость! Я хотел бы получить назначение на транспорт, – чуть запнувшись, ответил он.

– Да вы знаете, что это за транспорт? Ведь это не «Аврора», и не «Беллона», и не «Ингерманланд», на которых вы служили. Строится маленький транспорт, пойдет в Петропавловск-на-Камчатке, чтобы потом делать рейсы между портами Востока, возить там разные товары. Надо доставить грузы! И все.

– Я буду вполне удовлетворен, ваша светлость, – ответил Невельской.

Князь заметил, что, несмотря на выдержку, молодой офицер почему-то слишком волнуется. Он захотел призадержать его.

– Вы представляете, в какую обстановку вы попадете, что там за порты, что за жизнь? Ведь «Байкал» идет в Камчатку! В Кам-чат-ку! – повторил Меншиков. Сухая, прямая фигура его несколько согнулась. Он как бы потянулся к Невельскому. – И в Охотск! Там бóльшую часть года зима и деятельности нет. Туда мы обычно посылаем служить скомпрометировавших себя офицеров. Офицеры, идущие в кругосветное, немедленно по окончании вояжа возвращаются в Петербург. Вы сбежите оттуда. А я предлагаю вам вместо этого ко мне в штаб.

Князь намекнул, что и так может дать ему следующий чин, предполагая, что, быть может, из-за этого Невельской просится в тяжелое путешествие.

– Подумайте, Геннадий Иванович! Здесь привычное для вас общество. Его высочество знает вас.

Момент был решающий. Могло все рухнуть. В глазах капитан-лейтенанта сверкнули чуть заметные огоньки.

Он знал: если сказать, что задумал, – откажут, как бы ни был полезен замысел. Но если свою мысль назовешь не своей, а скажешь, что ее подал кто-нибудь свыше, что за тобой стоят…

– Ваша светлость! – сказал офицер, гася чуть заметные проблески, вспыхнувшие во взоре, где на смену им сразу же явилось тоже чуть заметное выражение обиды и неприязни. – Его высочество подал мне эту мысль…

У него уже был готов ответ и дальше: «За годы совместной службы его высочество часто говорил, что офицеры нашего флота должны изучать Восточный океан[74] и видеть в нем нашу будущую школу…» Этот энергичный офицер был быстр на соображение и красноречив. Для пользы дела он, кажется, умел лгать!

– Но что же привлекает вас в Охотске? – любезней и вызывая на откровенность, спросил князь.

Но ответить откровенно – значило, быть может, погубить все дело. Тогда бы уж не Константин, а царь решал, быть ли ему командиром транспорта. И тогда бы дело затянулось бесконечно.

– Восточные моря представляют огромный интерес, – ответил офицер. – Я бы охотно изучал их и исполнял бы там любые поручения правительства. Тем морям принадлежит будущее.

– Да ведь это будущее! А в настоящем там пустыня. Общество офицеров там не отличается трезвостью и приверженностью наукам. Действительно, поле для деятельности там велико, но лишь несколько месяцев в году. Да искренне ли ваше желание? – спросил князь, кажется более желая сам успокоиться, чем выяснить причину.

– Вполне искренне! – с жаром ответил Невельской, и лицо его, зардевшись, стало мальчишески юным. – Если ваша светлость находит необходимым для пользы дела, то по окончании вояжа я согласен немедленно возвратиться в Петербург. Но я бы хотел остаться в распоряжении губернатора Восточной Сибири.

– Ну, как хотите, – холодно сказал князь и снова стал прям как палка. – Потом не раскаивайтесь.

«Кто его знает, может быть, верно, хочет там делом заняться. Дельный офицер и там был бы полезен. Там – Аляска, Калифорния, Амур, Япония… Молодость, фантазия, порывы. Но ведь там больше на берегу сидят, пьют горькую да доносы пишут или составляют несбыточные проекты великих открытий».

Князь вспомнил про генерала Муравьева, который только что назначен в Сибирь. У того тоже широкие планы, а на людей глаз наметан.

– Зайдите представиться новому генерал-губернатору Восточной Сибири генерал-лейтенанту Муравьеву, – сказал князь, прощаясь. – Он находится в Петербурге. Когда вы прибудете в восточные края, поступите в его распоряжение. Таково положение в Восточной Сибири, что командиры судов и морские офицеры подчинены там генерал-губернатору. Он – командир портов Востока.

– Слушаюсь, ваша светлость, – коротко ответил офицер. Вытянувшись, он почтительно поклонился, повернулся на каблуках и вышел быстрым, размеренным шагом. По его движениям угадывалась физическая сила и натренированность.

– Да он здоров? – спросил Меншиков у вошедшего адмирала Митяева. – Остаться в восточных морях!

– Здоров совершенно! Он живет в Кронштадте, но так как имеет средства, а также занимается науками, что не всегда возможно в офицерском обществе, то часто бывает в Петербурге. У него есть квартира на Крюковом канале, у родственников. У братца капитана второго ранга Никанора Невельского-первого, который служит у нас в инспекторском департаменте и живет неподалеку от гвардейских экипажей. Ныне Невельской-второй здесь. Через дворников узнавали, что здоров. А вчера был в библиотеке, позавчера ездил в театр, смеялся громко. Давали обличительную комедию. И знаете, так заразительно смеялся, что даже публика подхватывала. Голову закидывал будто бы… Вот этак! – хрипя, показал адмирал.

– Как вы все это быстро узнали!

– Да тут младшие чины моего отдела, – уклончиво, но с живостью сказал адмирал. Он не стал поминать князю, что ведь Никанор Невельской из инспекторского департамента хлопочет за братца и что это именно ему Геннадий сказал, что если транспорта не дадут, то попросится в Охотскую флотилию. – Как я докладывал, еще в корпусе обратил на себя внимание необыкновенными способностями, – продолжал Митяев. – Закончил курс пятнадцати лет, а был первым учеником. Государь приказал ему погон не давать при окончании, за то, что мал ростом. Невельской с детства склонен к наукам. Он рос в глуши, в костромских лесах.

– А где именно?

– В деревне Дракино, ваша светлость!

«Одно название чего стоит! – подумал князь. – А такого аристократизма нахватался… С адмиралами да на королевских приемах!»

– По соседству, у его дяди, была библиотека. Он мальчишкой все пропадал там. А дядя был эдакий чудак. Сидел в медвежьем углу и все интересовался путешествиями и науками. Знаете, ваша светлость, ведь есть такие чудаки – живут по захолустьям и еще чем-то интересуются там, мысленно путешествуют по всему