Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов - Светлана Лучицкая

Образ ислама: язык хроники

Семантический анализ терминов, которые Гийом Тирский использует для обозначения мусульман, — важный способ раскрытия его представлений об иноверцах. Как и хронисты Первого крестового похода, Гийом Тирский называет мусульман «pagani», «gentiles», «infideles», «barbarae nationes» и «perfidi». Но в целом эти термины намного реже встречаются в его хронике. Весьма редко мы встречаем на страницах хроники термин «perfidus».^[919] Так, например, говорится о «коварном (perfidus) и гнусном правителе Дамаска»,^[920] и в этом случае термин имеет моральную окраску. Дважды использован термин «barbarae nationes», причем в одном из случаев подразумеваются греки, а стало быть, мусульмане отождествляются католическим писателем со схизматиками.^[921] Хронист редко употребляет термин «pagani». В его сочинении он либо имеет всего лишь нейтральное значение, либо под pagani подразумеваются населяющие Ближний Восток народы, называемые хронистом «парфянами».^[922]

Привычным для Гийома Тирского является термин «gentiles» (8 раз). Иногда этот термин имеет библейский оттенок (Пс. 78, 1), и речь идет об осквернении христианских святынь язычниками (8 раз). Он также встречается с термином суеверие (superstitio), имеющим уже знакомые нам ветхозаветные коннотации — идолопоклонство, гордыня (superbia) и т. д.^[923] Или же речь идет о конфессиональном гнете мусульман, которому подвергаются христиане.^[924] Хронист также говорит о «нечестивости язычников».^[925] При этом под gentiles подразумеваются не только иноверцы-мусульмане, но и античные язычники,^[926] так что хронист отождествляет с ними мусульман. Один раз термин употреблен в нейтральном смысле.^[927] Язык хрониста вполне соответствует встречающимся в его хронике стереотипным изображениям мусульман как язычников, оскверняющих своим культом христианские храмы, описаниям христианско-мусульманских конфликтов как борьбы за сакральное пространство, борьбы fides и idolatria.

Но все же наиболее часто по отношению к мусульманам Гийом Тирский употребляет термин «неверные» («infideles»). Под этим термином подразумеваются «неверующие», т. е. не-христиане, принадлежащие другой вере, — например, иудеи или язычники. Термин infideles в идеологическом плане более нейтральный, чем термины pagani и gentiles, и является самым общим обозначением неверующих в Христа. На страницах хроники Гийома Тирского этот термин употребляется тридцать четыре раза. В двенадцати случаях это словоупотребление имеет устойчивый конфессиональный смысл.^[928] Иногда возникают уже известные нам ветхозаветные обертоны: речь идет о профанации неверными христианских святынь.^[929] В более общих случаях подразумеваются неверные как представители иной веры и враги «креста Христова»^[930] или же речь идет о конфессиональном гнете неверных (infideles).^[931] Иногда термин имеет моральный оттенок (пять раз). В этом случае термин употребляется с такими эпитетами, как «негодный» («nequam»), «коварный» («perfidus»), или же говорится о «заносчивости неверных» («insolentia infidelium»).^[932] Три раза термин употреблен в сочетании с этнонимами «турки», «сарацины» и подразумевает этническую общность.^[933] Один раз употреблен близкий понятию «infidelis» термин «incredulus».^[934] Весьма часто это самое общее обозначение врага.^[935]

В целом язык Гийома Тирского более семантически нейтрален в сравнении с языком хроник Первого крестового похода и, несомненно, соответствует более толерантной установке хрониста относительно ислама. Термины, обозначающие в его хронике мусульман, связаны не только с религиозными ценностями, но в большинстве случаев имеют семантически нейтральный смысл. Структура языка, несомненно, отражает структуру сознания.

История исламского вероучения

Как мы уже говорили, хроника Гийома Тирского производит двойственное впечатление. В ней встречаются и церковные стереотипы, и вполне правдоподобные описания. Неслучайно среди исследователей хроники есть как «максималисты», приписывающие ему толерантность и широкий, свободный от религиозных предрассудков взгляд на ислам, так и «минималисты», склонные видеть в хронисте традиционное средневекового писателя.^[936] Для того чтобы проверить, насколько справедливы оба эти утверждения, попытаемся реконструировать его представления об исламе.

Рассказывая об истории исламского вероучения, Гийом Тирский дает самые негативные, в духе церковной традиции, характеристики: он называет его «гибельным учением» (doctrina pestilens), «нечестивостью» (impietas), «суеверием», «сарацинским суеверием»,^[937] «тлетворным учением» («dogmatibus pestiferis»),^[938] «ложным учением».^[939] Арабы для него — «нечестивый народ, последователь неприличных учений» («gens impia immundarum sectatrix traditionum»).^[940] Как видим, на страницах своей хроники Гийом Тирский воспроизводит многие церковные стереотипы. В этом убеждает и более внимательное чтение хроники.