От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин

более сдержанны. Решение российского правительства временно воздержаться от завоевания туркменских земель предоставляло Персии реальную возможность утвердить власть над номинальными подданными – туркменами племени теке. Задачу убедить жителей Ахалтекинского оазиса уйти под руку шаха в Тегеране поручили Абдол-Хасан-хану, наследственному правителю северо-восточной провинции Кучан.

Абдол-Хасан был известен своей хитростью и коварством. В течение долгих лет он поддерживал тесные отношения с текинцами, помогая им в набегах на персидские земли, похищении соотечественников и продаже их в рабство. Чтобы доказать туркменам свою приверженность, он взял в жены текинку.

Используя свое влияние на неискушенных текинцев, Абдол-Хасан убедил сорок тысяч семейств теке не дожидаться прихода русских, а подчиниться шаху и послать старейшин в Тегеран, чтобы просить милости у Насреддин-шаха.

Прибытие туркменских старейшин в Тегеран не осталось незамеченным для нашего посланника Ивана Зиновьева, который немедленно обратился за разъяснениями в Министерство иностранных дел к Мирзе Саид-хану Ансари.

Тот был уклончив:

– Туркмены прибыли, чтобы заверить нашего шаха в своем желании жить в мире.

Разумеется, Зиновьев не поверил и отписал срочную шифровку в Петербург, предупреждая о возможном сговоре персов с пустынными племенами.

Учитывая наметившуюся в последние годы тягу Тегерана к Лондону, этот сговор мог представлять для нас серьезную опасность. Чтобы удержать Персию от необдуманного шага, в октябре 1876 года военный министр Милютин приказал находившемуся в Красноводске генерал-майору Ломакину совершить поход от побережья Каспийского моря до туркменского кишлака Кизыл-Арват и занять его. Это должно было продемонстрировать и текинцам, и персам, что Россия не признает претензии Персии на пустынные оазисы и не позволит там установить персидскую власть.

В это время Ломакин едва успевал вылавливать персидских агентов. Из письма Н.П. Ломакина консулу в Астрабаде Ф.А. Бакулину: «Приезд Нияза (влиятельный туркменский бей, английский и персидский агент. – В.Ш.) хотя и был весьма неприятен для меня, но, во всяком случае, рад, что дело выяснилось и что они хотели схитрить, да не сумели. Ясно, что он подослан сюда, чтоб разузнать, что мы делаем, кто у нас бывает, что говорят. Нияз – давно уже известный мне бродяга, шпион и лазутчик. По-настоящему его следовало бы мне заарестовать, но, «чтоб гусей не раздразнить», передайте его сааб-ихтиару (губернатор Астрабада. – В.Ш.), если он действительно при нем служит, и просите наказать его. Если же он, как надо полагать, откажется от Нияза, то объясните последнему, что у нас шпионов и лазутчиков обыкновенно вешают и чтоб он в другой раз не попадался мне в руки».

Помимо Нияза, в рядах туркмен в это время находился кадровый английский разведчик капитан Напьер, которого, к сожалению, поймать так и не удалось…

Так как экспедиция Ломакина была исключительно демонстрационной, то ему приказали использовать вооруженную силу лишь при крайней необходимости, да и удерживать кишлак недолго. Пришли, обозначили присутствие и обратно…

* * *

19 мая 1877 года Ломакин без всякого сопротивления со стороны туркмен занял Кизыл-Арват.

После этого, получив сведения, что рядом с кишлаком находится туркменская конница, Ломакин отдал приказание полковнику Навроцкому во главе двухсот пятидесяти кубанских казаков провести разведку. Едва казаки отъехали от Кизыл-Арвата, как были атакованы большой массой конницы (более трех тысяч всадников). Полковник Михаил Арнольди в своем дневнике описывал, что на отряд Навроцкого первыми навалились киргизы. С каждой секундой они заполняли все вокруг. За киргизами неслись уже массы туркмен в цветных халатах и на прекрасных скакунах. Все произошло столь стремительно, что казаки не успели даже спешится, вынужденные отстреливаться, находясь верхом. Ко всему прочему, текинцы обладали двумя пушками, из которых открыли было стрельбу, но были тут же подавлены огнем четырех ракетных установок, предусмотрительно приданных Ломакиным казакам.

Выпущенные ракеты, разрываясь среди атакующих, пугали и людей, и лошадей. Вскоре среди киргизов и туркмен начался хаос. Кубанцы дали еще несколько залпов, выкосив передние ряды атакующих халатников, но затем были оттеснены засевшими в засаде в оврагах туркменскими стрелками. В это время кончился и запас ракет. Положение стало критическим. Казаки приготовились к последнему бою, а киргизы и туркмены уже разворачивали коней для решающей атаки…

В этот момент во фланг противнику внезапно ударила в штыки стрелковая рота Дагестанского полка. Это было так неожиданно, что противник попятился. Разгром кочевников довершил батальон Апшеронского полка под командой самого Ломакина, который переколол штыками засевших в оврагах стрелков противника и поддержал атаку дагестанцев. После этого нападавшие столь же стремительно бежали, как ранее и атаковали, оставив на поле боя более пятисот трупов и множество перебитых лошадей. У нас был убит один и ранено восемнадцать человек.

Нападение было отбито, и противник получил хороших урок, но продолжать дальше боевые действия Ломакин не мог. Его отряд был немногочислен, а приближение войны с турками исключало доставку подкрепления с Кавказа. Поэтому генерал-майор оставил Кизыл-Арват и вернулся на побережье Каспия. Впрочем, свою задачу Ломакин выполнил. Поняв намек, персы прекратили все попытки прибрать к рукам Ахалтекинский оазис.

Вернувшись в Красноводск, Ломакин призвал тифлисское и петербургское начальство начать серьезную борьбу за туркменские оазисы. В своих донесениях он писал, что обстановка в песках крайне тревожная. Никогда прежде так много туркмен еще не объединялись вместе. Никогда прежде фанатизм, подогретый английскими, турецкими и проперсидскими агентами, не проявлялся с такой силой. По мнению Ломакина, кочевники-работорговцы должны понести примерное наказание: «…Это необходимо, чтобы раз и навсегда отбить у них охоту беспокоить наши войска и наши военно-торговые пути и наших йомудов также». Ломакин просил разрешение на посылку серьезной экспедиции в Ахалтекинский оазис, чтобы опустошить и разрушить кишлаки враждебного племени теке, что прекратило бы захват ими рабов и навсегда ликвидировало работорговлю в Средней Азии.

* * *

Именно в это время в Петербурге произошло весьма неоднозначное событие. 2 июня 1877 года военный министр Милютин якобы представил в Государственному совет секретную записку, которая начиналась так: «Мир в Европе невозможно защитить, пока жадность и ненасытность деспота морей не будет ограничена. Необычайная жажда приобретения уничтожила в сердцах англичан все благородные чувства в отношении других народов…» Далее Милютин писал, что единственная цель Британии заключается в том, чтобы уничтожить торговлю мешающих ей народов. При этом Петербург не раз предлагал Лондону дружбу и сотрудничество, но тот отказался. Англия мечтает исключить Россию из мировой торговли и уничтожить ее влияние в Азии. Далее Милютин сделал главный вывод: «Англия смело действует против тех, кто отступает перед ней. Но сейчас России нужно отказаться от политики бездействия и вместо стояния на месте двинуться навстречу противнику: мы должны показать англичанам, что терпение России кончилось и она готова принять ответные меры и