Обронила синица перо из гнезда - Юрий Семенович Манаков

без видимого любопытства. Лишь единственный раз пунцово вспыхнули её матовые щечки, когда в торопящемся куда-то через поляну стройном парне девушка узнала Валерия. Она опасливо скосила глаза на Сашку, однако тот был настолько поглощён своими наблюдениями за предполагаемой линией огня, что всё остальное его ничуть не занимало. Наталья облегчённо перевела дыханье и неслышно ретировалась за косогор, где накануне днём на пологой площадке между двух базальтовых останцев они разбили свой бивуак. Там Наталья уселась на расстеленный спальник и стала рассеянно рассматривать поблескивающие в лучах заката снежники на пиках белка Недоступного.

Рано утром, едва только стало отбеливать, Грушаков бесцеремонно растолкал спящую сестру и шепотом приказал ей следовать за ним на позицию. Сонно протирая глаза и зябко подергивая плечами, Наталья молча поплелась за решительно шагающим на вершину утёса Сашкой. Улёгшись поудобней на влажные от росы, прохладные плиты, Сашка стал терпеливо ждать, когда на поляну выйдут люди. Что-то подсказывало Грушакову, что этим утром он увидит на опушке всех троих одновременно. Ничего, в карабине пять, да в запасной обойме еще столько же патронов, стрелять Сашке не впервой: в юности несколько раз бывал в тайге на охоте, а на фронте, так даже из трофейных винтовок старшина позволял, покуда не было рядом никого из начальства, пару раз шмальнуть на очищаемом поле боя по дохлым фрицам. Так что навыки имеются не плохие – настраивал и подзадоривал себя Грушаков, воинственно выставив вперёд дуло карабина. Наталья безучастно присела с левого края, сбоку, лицом к брату и прислонившись статной спиной к замшелой скале, вертикально торчащей внешней стороной над обрывом.

Когда трое верховых в лучах восходящего солнца последовательно друг за другом выехали из кедрача на опушку, Сашка на мгновение опешил и даже прикрякнул от неожиданности, но быстро взял себя в руки и начал хладнокровно ловить на мушку плечистого незнакомца, чья лошадь, с двумя тороками, привьюченными впереди луки седла, шла первой.

– Видишь, Натка, наши сокровища повезли, гады! – Возмущённый Сашка зашевелился и заёрзал животом по плитам, а носки сапог упёр в скальный скол позади своего лежбища. – Сейчас, голубчики, я реквизирую награбленное у простого народа! – Сашка передёрнул затвор, тщательно прицелился, поймал в прорезь, направленную на широкое туловище незнакомца, мушку и указательным пальцем правой руки начал мягко давить на спусковой крючок. За какую-то долю секунду перед тем как прозвучать выстрелу, Наталья неожиданно для самой себя резко подалась вперёд и толкнула Сашку в плечо. Карабин в руках у брата дёрнулся, и пуля ушла не к намеченной цели, а зацепила едущему следом Валерию и поправляющему в момент выстрела левой рукой козырёк фуражки мякоть ниже локтя.

– Ты что, зараза! Страхолюда своего хочешь спасти! – Сашка в бешенстве оттолкнул Наталью, дослал второй патрон в казенную часть карабина и лихорадочно начал искать глазами попрятавшихся в высокой траве противников, которых после выстрела как ветром сдуло с лошадей. Приученные монголки ничуть не испугались стрельбы, а всё так же продолжали стоять как вкопанные, равнодушно уставясь в хвост друг другу.

– Ага, вот он, миленький! – увидев, как что-то шевельнулось в траве, с диким восторгом прокричал Сашка и почти не целясь нажал на спусковой крючок. Но кроме щелчка, он ничего не услышал. Наверное, патрон заклинило. И сколько Сашка в отчаянье ни давил на крючок, выстрела больше не последовало. Он попробовал перезарядить карабин, но затвор не поддавался.

– Ах ты, сука торгашеская! Подсунул, паскуда, брак! – Грушаков в ярости приподнялся, отбросил от себя бесполезный карабин и, пятясь, раком пополз, вихляя толстыми ягодицами, прочь от своей нагретой лежанки. Отползя к тыльному уклону, он резво вскочил и, петляя не хуже зайца, понёсся к подножию утёса, а уже оттуда ноги сами понесли его к реке. Сашка понимал, что сунься он на тропу, разъярённые мужики верхом на конях в два счёта его догонят. А вот в нише, невдалеке от бушующего створа, есть шанс притаиться и спокойно переждать, пока всё не уляжется. «Врёшь – не возьмёшь!» – стучало горячими молоточками в висках, когда Сашка, перепрыгивая с плиты на плиту, мчался по кромке берега вниз по реке.

Он помнил, что вот сейчас будет поворот, сразу за ним, в ответвлённом рукаве, глубокий, со стоячей, глянцевой водой затон и громадная лиственница на лужку метрах в десяти от берега, а там и до ниши рукой подать. Сашка ретиво взбежал на покатый приречный косогор, с растущими на нём кривыми кустами дикой акации, быстро продрался сквозь них. И уже на выходе Сашку на миг охватила оторопь, когда он боковым зрением, как ему померещилось, зафиксировал мчащуюся на него с луга, из-за лиственницы, с грозно опущенными острыми рогами окровавленную Зорьку, ту самую корову, которой он много лет назад смертельно распорол вымя. Запыхавшийся Грушаков в страхе зажмурил глаза, а когда вновь открыл, то жуткого виденья как не бывало. Сашка в досаде смачно сплюнул в сторону лиственницы, крутнулся на месте и рванул дальше по берегу, но, зацепившись за гибкий, оттопырившийся над землёй корень, не удержал свой корпус на весу и со всего маху плюхнулся животом на торчащий сук, который и вошёл в Сашкины внутренности, как нож в масло. Однако под тяжестью тела деревяшка сломалась, и Грушаков завалился набок. Адская боль пронзила всё существо беглеца, но у него хватило сил вырвать алый от крови заострённый сук из горящего, будто кто засыпал туда углей, чрева. Уже не осознавая от дикой боли, что он делает, Сашка дёрнулся всем своим грузным, обильно забрызганным кровью телом и, покачиваясь из стороны в сторону, силился идти снова вперёд, балансируя по краю косогора. Но всего через несколько слабых шагов он вдруг начал отчаянно клониться влево, ступил еще раз на зыбкую кромку травянистого обрыва и, разбивая гладь воды, плашмя полетел на дно затона. Последнее, что гаснущим взором различил Александр Никифорович Грушаков сквозь поднимающиеся вверх пузырьки и донное прозрачно-преломляющееся течение, – это поблескивающий золотом на плоских плитах дна огромный восьмиконечный крест и лежащие рядом на боку серебряные колокола. «Вот я вас и нашёл!» – успел выдохнуть уже не чувствующий боли Сашка, прежде чем в рот ему хлынула студёная горная вода.

Через некоторое время, вволю поволочив перед этим остывающее тело по затону, течение вытолкнуло утопленника на стремнину, где он тут же был подхвачен весёлой волной и на её гребне выброшен в клокочущий створ свирепой Быструхи.

Еще не растаяло эхо прозвучавшего с верхушки утёса выстрела, а разведчики с охотничьими ружьями, короткими перебежками и перекатами в траве уже достигли спасительного кедрача. Прокоп пробирался