Снегири на снегу (сборник) - Олег Георгиевич Петров

Когда, несколько минут спустя, с трудом соображая, где он и что случилось, Сергей немного пришел в себя, он первым делом обнаружил, что все-таки чисто автоматически успел перед потерей сознания нажать на педаль сцепления: получается, не дал возможности двигателю заглохнуть. Куда же попал снаряд? Смогу ли я своим ходом выйти из боя? Загорания вроде нет… Так… Так… Если загремел правый фрикцион, то снаряд, наверное, попал в него… А Санька?!

И тут же тычок в спину: «Вперед!» Жив, братуха! Так-с… Попытаемся стронуть машину на второй скорости, на которой и двигались до этого. Не берет мотор – глохнет!

– Первую, Серега! Первую!

Не берет, не берет!

– Замедленную давай!

Это значит – буксирную. Переключаю, трогаю – не берет!

Замолчал в замешательстве и Санька, а потом как заорет:

– Заднюю давай! Давай заднюю!!

Пошла! Пошла, родная! Гремит, но назад идет!

Сергей открыл люк, чтобы немного осмотреться, машинально мельком бросил взгляд на щиток приборов. Мать честная!

– Сань! Сань!! Масло на нуле!

– Давай в тыл! Попробуй развернуться!

С грехом пополам Сергею удалось развернуть машину. Танк ужасающе грохочет, но ползет управляемо, хотя, кажется, еще несколько метров – на части развалится. Нет, врешь! Пошла, родимая, пошла!

Через открытый люк Сергей увидел, как впереди бежит, прихрамывая и пригибаясь, Дорофеев.

– Прыгай на машину! Прыгай! – что есть силы, стараясь перекричать железный грохот и разрывы снарядов, заорал Сергей. – Прыгай!

Чуть довернул машину, чтобы прикрыть товарища корпусом от японцев. Дорофеев тяжело, но забрался на крыло. Сергей увидел, как у него по бедру обильно струится кровь.

– Осколком порвало! – закричал бледный, обливающийся потом, но довольный Дорофеев. – Чуть не сгорел! Спасибо Штанькову, сбил с меня пламя!

– Где он? Где он?!

Дорофеев завертел головой, потом ткнул рукой вперед. Зигзагами, вправо – влево, низко пригибаясь, метрах в пятидесяти впереди бежал Михаил. Японцы видели его и старались достать: вот рядом взрыла землю пулеметная очередь!

Сергей снова чуть довернул танк, по пулеметной директрисе, закрывая и Штанькова корпусом машины. Удачно получилось – вот уже и запыхавшийся Михаил запрыгивает на броню лобовой части.

Так и доехали обратно, без новых приключений.

Боевую машину встретил командир взвода. Без лишних слов помог снять с брони окончательно обессилевшего Дорофеева, дотащить до санитарной машины. Потом Козлов подошел к танку.

Сергей смотрел на шевелящиеся губы комвзвода, но голоса не слышал. Козлов понял, показал на лобовую часть машины, а потом дотронулся до своих ушей. Только тут Сергей понял, что контужен, потому и не слышит. Потрогал режущее болью правое ухо – вся ладонь в крови. Откуда-то издалека все-таки послышался голос командира:

– Как дела?!

Это Козлов в другое ухо кричит.

– Ничего, только плохо слышу.

Козлов махнул успокаивающе, мол, дело молодое, заживет. Однако, как потом оказалось, барабанная перепонка в правом ухе приказала долго жить. Но это выяснится потом, а сейчас, наконец, Мезины с Козловым осмотрели машину. Картина печальная: в лобовой части нижний наклонный броневой лист разворочен взрывом, передняя часть коробки скоростей разбита, полукарданы еле держатся в своих гнездах. Трубка масляного манометра перебита, отчего по днищу боевого отделения растеклась черная масляная лужа, набежавшая из поврежденной коробки скоростей и мотора. Нетрудно сообразить, что произошло после удара снаряда. Обломки алюминиевого корпуса коробки скоростей заклинили шестерни – вот почему, понял Сергей, ни вторую, ни первую, ни буксирную скорости включить было невозможно. А когда врубил заднюю, осколки выпали, и машина смогла сдвинуться. Повезло…

Рыча и чадя удушливым дымом из выхлопных труб, подполз танк Шпицера и Михеева. Старшина роты выбрался из башни, тяжело спрыгнул на землю и подошел к танку Мезиных. Удручающе покачал головой, что-то говоря. Комвзвода закивал головой и энергично потряс Якову руку, потом прокричал Сергею в ухо:

– Спасители ваши!

Уже потом, когда слух на левое ухо чуть восстановился, Сергей узнал подробности их отхода с поля боя. Подбитая машина Мезиных представляла для японцев хорошую мишень, но экипаж третьего танка, которым командовал Шпицер, не дал самураям добить израненную машину. Усилив пулеметный огонь, Шпицер с Михеевым обошли и закрыли корпусом танк Мезиных. Так следом и стали отходить, строча по самурайским позициям. Японцы яростно вели огонь по прикрывающему танку. Один снаряд все-таки угодил в корму, но ударил в буксирную цепь. Так что и ребятам повезло.

«Великая вещь – товарищеская взаимовыручка, – думал Сергей, глядя на чумазых Шпицера и Михеева, на брата и Штанькова. – Как удачно получилось: все живы. Еще повоюем!» Но к радости невольно примешивалась нарастающая горечь. О танке Сергей не горевал: после ремонта будет, как новенький. А вот как же так бестолково сегодня-то получилось? Почему же танкисты на «бэтэшках» в первые минуты боя, когда японцы подожгли у них две машины, к счастью, быстро вышедшие из зоны поражения, не поддержали потом «черепашек» огнем своих пушек? Ведь пулеметы БХМ заставили на какое-то время японцев замолчать, расчеты, кроме единственной чертовой пушчонки, покинули орудийные позиции. Вот тут-то бы линейщики на своих быстроходных танках могли рвануть вперед, прихлопнуть эту пушку и еще больше прижать японцев к земле. Тогда бы и БХМ смогли подойти к японцам вплотную и уничтожить живую силу огнеметанием…

Впрочем, нет худа без добра. Захлебнувшаяся танковая атака позволила выявить возможности обороны японского укрепузла, расположение вражеских огневых точек. В общем, разведка боем состоялась. И по японским укреплениям заработала артиллерия. К ночи узел обороны был окружен и разгромлен. Мезины этого не видели – на буксире отправились на своем танке в тыл, на ремонт.

Но утром все переменилось. Оказалось, что ночью, под покровом темноты, большой группе хорошо вооруженных японцев удалось незаметно выскользнуть из окруженного оборонительного узла и обосноваться на высоте неподалеку. По-местному, Фуй, а в боедонесениях эта высота получила название «Палец». Японцы тщательно окопались на Пальце, что обнаружилось только утром.

Рота БХМ-3 двинулась к злосчастной высоте. Еще накануне вечером комроты приказал Александру Мезину пересесть на другой танк, а Сергея решил оставить в тылу, на ремонтных работах. Однако поутру выяснилось, что заболел Голеня, механик-водитель на танке Плешакова. Тут Сергей к комроты и кинулся, мол, зачем механику-водителю в бою слух, глаза нужны, а они у него, Сергея, в порядке. При добром раскладе он, конечно, в экипаж с Плешаковым желания не имел, но тут уж не выбирают, хорошо, что вообще возможность появилась. А то – как же так: все – в бой, а он будет в тылу отсиживаться!

– Хрен с тобой! – весело сказал командир роты. – Настырные вы, Мезины. Но настырность ваша –