Жена комиссара - Светлана Шахова

Глава 55

– Елизавета Тихоновна! Елизавета Тихоновна! – донеслось сквозь множество голосов и обрывков речей.

От этого зова из прошлого – отчаянной молодости, где ещё был жив муж, и чудом удалось вырваться из фашистской преисподней – сердце Елизаветы затрепыхалось. Взгляд побежал по мундирам с орденами, лицам фронтовиков, поверх голов и вдруг застыл. Сквозь толпу пробирался высокий пожилой мужчина в сером костюме. Он замахал, одновременно приспуская за узел галстук.

Елизавета крепче сжала локоть дочери.

– Аринушка, смотри! Это же…

– Гриша-а-а! – воскликнула та, оказавшись вместе с матерью в крепких объятиях.

– О-ох! – вырвалось у Елизаветы. – Ну и хватка у тебя! Прям медвежья! – она рассмеялась.

– Как же долго я пытался вас найти! – забасил Григорий, поймав их ладони. – Знал… Был уверен, что эту встречу ветеранов в Бресте на сорокалетие Победы уж точно не пропустите… Когда вы, Елизавета Тихоновна, вышли на сцену, я еле сдержался, чтобы не закричать с последнего ряда. А когда слушал о вашем подвиге, даже прослезился, хоть и не к лицу бывалому вояке.

– Да что ты, Гриша, какой же тут подвиг? Все так жили: чем могли, фронту помогали, – ответила Елизавета, заметив ненароком, что на лице Арины блуждает печальная улыбка.

Нетрудно было угадать мысли дочери, ведь и собственное сознание отказывалось принимать случившиеся за сорок лет перемены. Память хранила образ старшего сержанта как молодого красавца. Увы, от былой красоты остались только выправка да излучающие доброту чёрные глаза с огоньком.

– Где вы теперь? – продолжал частить ординарец. – Как жизнь после войны сложилась? Ну же, рассказывайте скорее!

– Гриша, сейчас перерыв после Торжественного. До поездки в Беловежскую Пущу есть время, надо бы нам добраться до того дома, где жили во время оккупации.

– Так и я с вами! Сослуживцев повидал, что теперь попусту одному болтаться? Мы как раз в старом центре находимся. Можно и пешочком прогуляться.

– Нет, дорогой ты мой. Нога болит. Уж лет десять мучаюсь. Потому и не приезжала на ветеранские встречи, хотя всегда звали.

– Елизавета Тихоновна, если трудно ходить, почему вы без тросточки? Забыли где-то?

Она вздёрнула подбородок, приняв ещё более горделивую осанку.

– Гриша, обижаешь, – сказала строго. – Чтобы я – жена комиссара – как старушка дряхлая, на палку опиралась?! Да лучше дома в четырёх стенах запереться, чем на людях показаться в такой немощи.

– Понял. Извините, – с улыбкой отчеканил Григорий, подставляя локоть. – Держитесь, сударыня. Пойдёмте, машину ловить.

– Может, лучше на автобусе? – смущённо предложила Арина.

– Нет-нет, и не думайте! – запротестовал ординарец. – Все расходы беру на себя.

У Дома культуры было не менее оживлённо, чем внутри. На прилегающей стоянке ожидали припаркованные такси. Григорий, салютуя, махнул рукой. Тут же подъехала машина с шашечками.

Елизавета устроилась рядом с Ариной на заднем сидении. Назвала адрес.

– Шо-то я о таком не слыхал, – оглянувшись, с сомнением проговорил молоденький водитель.

– Тогда – на кладбище. То, что за Кобринским мостом. Там ещё Православная церковь неподалёку.

– А-а, это зна-аю, – удовлетворённо протянул шофёр и завёл мотор.

– Могилки проведаем, а потом, может, и сами найдём тот дом, – объяснила Елизавета.

– Так точно! – бодро отозвался Григорий, усевшийся на переднем сидении вполоборота к ним с Ариной. – Я теперь весь ваш.

Таксист вырулил на проезжую часть, помчал по безукоризненно гладкому асфальту. Елизавета всматривалась в очертания города, дивясь: ничего невозможно узнать, это совершенно другой Брест.

За окном мелькали выстроившиеся часовыми бетонные столбы, удерживающие сочленения электрических проводов. Поодаль проплывали многоэтажки, школы, больницы. По аллеям, украшенным цветниками, прогуливались парочки.

– От былого – ни следа… – прошептала она взволнованно. – Спасибо, Аринушка, что уговорила меня поехать. Удалось-таки перед смертью ещё разок побывать здесь.

– Мама, зачем вы опять о грустном? Вам ещё жить да жить: стройная, подтянутая, морщин почти нет – это в ваши-то годы.

– Аринушка, я не про возраст, – и, обратившись к ординарцу, пожаловалась: – Болею, Гриша… Телом и душой болею.

– После того, что вы пережили, не удивительно, – сочувственно проговорил тот. – А я ведь, Елизавета Тихоновна, приезжал в Иваново… Года три спустя, как расстались. После Дайрэна домой подался – в Горький. Устроился дальнобойщиком. Женился. Сына родил. А из головы всё не выходило, чтобы Пал Семёныча и вас повидать. Однажды от маршрута отклонился да прямиком на тот адрес, где у вас коммуналка была. Открыла незнакомая женщина. Объяснил ей, кого ищу. А она: нет, мол, тут такой семьи. Нина – да, проживает, но пока в отъезде, у какой-то родственницы гостит. Так я ни с чем и убрался.

– Всё правда, Гриша. Мы по возвращении эту комнату золовке оставили. Пал Семёныч так решил. Тем более что Петя – брат мой, муж Нины – с войны так и не вернулся. Везде и всюду искали. Ни в похоронных списках, ни в без вести пропавших не оказалось. Затерялся. Нина подозревала, что нашёл где-то новую зазнобу, там и остался… А что до нас: купили для начала домик-развалюшку на Энгельса. Потом городские власти участок под строительство дали – хор-ро-оший, рядом с парком. Там построились.

– Всё, как товарищ подполковник хотел. И что ж сам? Он ведь…

– Я сильно извиняюсь, – перебил водитель, остановившись у кладбищенского ограждения. – Дальше на машине не мог’у.

– Спасибо, сынок, – ласково поблагодарила Елизавета; с помощью дочери выбралась из машины, облокотилась на Григория и, прихрамывая, но держа спину ровно, побрела ко входу.

За массивными коваными воротами она снова растерялась. Кладбище тоже изменилось до неузнаваемости: расширилось, разбегаясь от самых ворот новыми дорожками вправо и влево; обросло бесчисленными памятниками, запестрело ухоженными цветниками.

Дойдя по главной аллее до развилки, Елизавета остановилась в нерешительности. Она помнила, что могилки матери и дочки Танечки должны быть где-то близко, но поняла, что самой не найти. Отправила Арину с Григорием в разных направлениях и, терпя ноющую боль в ноге, опустилась на скамью у водопроводного крана.

Стала расспрашивать людей, подходивших набрать воды. Всё напрасно. Скоро вернулись посыльные. И тоже ни с чем.

– Давайте хотя бы в храм зайдём, – предложил Григорий.

Елизавета взглянула с сомнением. Она думала о том же, но боялась сказать.

– Да вы не переживайте, Елизавета Тихоновна, – успокоил ординарец, видимо, уловив смятение. – Я ведь сам очень верующий. Отец был священником. Просто никто не знает.

Елизавета всплеснула руками.

– Неужели?! Так пойдём же, голубчик. Ну, рассказывай, рассказывай!

– А рассказывать-то особо и нечего, кроме того, что я с детства к Богу приобщён. От отца не отрёкся, но пришлось скрывать его существование. Сами понимаете… Осторожно, тут отколотые ступеньки… Опирайтесь на меня получше. Вот та-ак…

Помолившись и поставив свечи,