Князь Арнаут - Александр Зиновьевич Колин

— Для чего? — Ренольд решительно не понимал, что задумала возлюбленная. — Наверное, чтобы держать его в узде? Но зачем ей для этого Нураддин?

— Держать в узде? — переспросила Констанс. — Хорошо замечено! Но не только для того. Королева, я уверена в этом, пожелает уведомить короля язычников, что ей потребуется его помощь на случай, если... если ей вздумается заменить на престоле одного сына другим! Как королева она ведь может править и одна, например, от имени Аморика. Ему уже пятнадцать. Она вполне может попытаться сделать королём его!

— Но бароны...

— Часть их, в основном южане, за неё. — Констанс оказалась неплохо осведомлённой в вопросах внутренней политики королевства. — Другая, те, у которых имения в Галилее, против. Но у неё — патриарх. Монсеньор Фульке... Фульке... хм... благочестивая и христианнейшая королева протолкнула его на этот пост, наверное, чтобы не спутать в постели с мужем! Он встанет за неё горой. А он кое-что может, например, отлучить от церкви правителя. Закрыть храмы в его владениях...

Подумав о том, что до такого вряд ли дойдёт, потому что папе Евгению не нужен раскол между светской и духовной властью в Утремере, Констанс медленно покачала головой из стороны в сторону[83].

— Впрочем, это уже дело моего кузена, — продолжала она. — Но я не думаю, что он придёт в восторг, если сумеет перехватить такое письмо.

— Но как всё устроить?

— Об этом мы подумаем позже, — сказала княгиня. — Главное не то, как оно попадёт к нему, а то, что оно к нему попадёт.

— А если король не поверит?

— Поверит! — усмехнулась Констанс. — Захочет поверить! Я видела, что матушкина опека ему поперёк горла. Если он не полный дурак, то поймёт, что это его шанс. Главное для моего кузена, найти повод, чтобы не допустить совместной коронации... Ох и пожалеет же тётушка Мелисс, что пригласила меня в Триполи! Недолго ей и милейшей тётушке Одьерн праздновать победу. Впрочем, на графиню нам наплевать. Главное, что Мелисанда не простит сыну такой подлости, как отрешение её от власти. Они никогда уже не будут близки, и он никогда уж не станет выполнять её пожелания. И поверь, его величеству очень скоро станет не до нас, и вот тогда наступит наш час!

Сказав это, Констанс бросила взгляд на кровать. Рыцарь перехватил его.

— Пойдём туда? — спросил он.

— Нет, — покачала головой княгиня, — мы ещё не сделали всего, что должны сделать. Я хочу, чтобы в постель мы легли, когда получим на то право.

Произнося свои слова, Констанс вспоминала о торопливых и неистовых ласках любовника. Она подумала вдруг о том, что ей ещё предстоит пожалеть об этих временах, когда он и она, наконец заслужив постель, постепенно потеряют кресло. Впрочем, не получив постели, они неминуемо потеряли бы всё.

Ренольд привлёк возлюбленную к себе, но она, бросив встревоженный взгляд куда-то за его спину, резко отстранила рыцаря от себя. Он обернулся. Опасность оказалась невелика, как и тот, кто послужил причиной беспокойства княгини. В комнату вошёл семилетний мальчик, первенец Констанс и Раймунда де Пуатье, княжич Боэмунд, названный так в честь отца и прадеда.

Его появление оказалось в общем-то своевременным: не хватало ребёнку вбежать сюда, к примеру, полчаса назад, в самый разгар любовных игр матери и её гостя. Теперь же всё выглядело почти прилично. Ребёнок повёл себя вполне естественно, так, как было, есть и будет во все времена. Он проснулся, обнаружил храпевшую поодаль няньку и отправился к матери.

— Мама, — сказал мальчик, — мне стало страшно.

— Что такое, миленький? — спросила княгиня. — Тебе приснился дурной сон?

— Да.

— Ну не бойся, — ласково проговорила Констанс и, прижав мальчика к себе, погладила по головке. — Мы с тобой, твоя мама и сир Ренольд. Ты знаешь его?

— Да, — пробурчал Боэмунд. — Он — злой.

— Это почему это злой? — удивилась мать.

— С чего это ты взял? — также спросил Ренольд. — А ну-ка иди сюда. Объясни, почему я злой?

Рыцарь хотел привлечь мальчика к себе, но тот схватился за подол пурпурного платья матери и закричал:

— Мама, мамочка, не отдавай меня ему!

— Ну хорошо, не отдам, — пообещала та. — Но ты должен объяснить, почему ты называешь сира Ренольда злым.

— Потому что мне приснился сон, что ты вышла замуж! — заявил отпрыск.

— Вот те на! — невольно воскликнула княгиня. — За кого?

— За того злого дядьку, что приезжал сюда на тебе жениться!

— Так, — покачала головой Констанс. — И он злой? Он-то почему? Он же давно уехал!

Боэмунд совершенно игнорировал это очевидное обстоятельство и заявил:

— Потому что он на тебе женился, а нас с Филипппой и Мари́ и с малышом Бальдуэном продали вот ему!

Мальчик указал на Ренольда и продолжал:

— А он отвёз нас и продал язычникам. Они мучили нас. Пытали.

Взрослые засмеялись, поняв, что страхи ребёнка обусловлены дурным сновидением, сюжет которого не имел ничего общего с реальностью, а все персонажи оказались перепутаны.

— Это же всё тебе приснилось, правда? — скорее с утвердительной, чем с вопросительной интонацией проговорила княгиня. — Приснилось! А на самом деле тот дядька уплыл к себе в Бизантиум и больше здесь не появится...

— Но этот-то не уплыл, — буркнул мальчик, явно невзлюбивший гостя матери.

— Сир Ренольд — храбрый рыцарь, — строго начала Констанс. — Я была бы очень рада, если бы ты брал с него пример и вырос бы таким, как он.

— Я лучше буду брать пример с папы! — огрызнулся Боэмунд. — Мой папа — настоящий рыцарь! Он герой! Он мученик, потому что пострадал за христиан от рук неверных! А этот дядька злой!

— А ну-ка извинись! — рассердилась княгиня.

— Да бросьте вы, ваше сиятельство, — примирительным тоном проговорил Ренольд. — Он ещё маленький...

— Я не маленький!

— Маленький, — махнул рукой рыцарь. — Взрослые мужчины не боятся злодеев, они убивают их. Вот и всё!

— И я вырасту. Вырасту и убью тебя! — заявил ребёнок.

— Боэмон! — закричала Констанс, она схватила сына за ухо, но тут же отпустила и с раздражением позвала: — Нянька! Где ты, безмозглая курица?! Живо ко мне,