Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода

и отчаянный зуд — будто мозжит изнутри самая кость. Поначалу казалось, что там, под гипсом, разгуливает целая армия вшей. Но вшей тут нет, чисто. Просто так ведет себя срастающаяся кость. Кажется, сестренка об этом еще до войны рассказывала. Вот, не порасспросил Райку обо всяких докторских делах, может и зря. Сейчас бы знал, чего ждать. Но о ранении своем Поливанов решил сестре до выздоровления совсем не писать. Заживает как на собаке, глядишь, к тому времени, как подсохнет земля, уже и гипс снимут. А сестренке лишние переживания ни к чему. Чай навидалась уже и битых, и ломаных, и горевших.

За последних три недели кто только ни называл старшину везучим! Сначала старый товарищ — младший лейтенант Серегин, все еще младший, все такой же торопыга. Когда нарвавшаяся на обстрел разведгруппа под командованием Поливанова вернулась из поиска в полном составе и невредимой.

Потом командир разведроты, когда сумели все-таки приволочь «языка». «Везучий ты, старшина! И нам с тобой повезло, штадив голову обещал оторвать, если мы за сутки никого не возьмем».

Сам Поливанов полагал, что никакого везения тут не было. Вот тогда летом, с нечаянной вылазкой, и в самом деле повезло. В первую очередь потому, что немцы не успели поставить мины! Даже колючку не везде натянули. Теперь же не везение решало, а накопленный опыт да упрямство.

И обучение. Даже не думалось до войны, что такая наука — разведка. Преодоление препятствий, стрельбы — да не просто так, а в окопе, по мишеням, расставленным в ячейках и нишах, в блиндаже, где при свете коптилки нужно было четыре мишени «убить», а одну только «ранить»…

«Это вам не в пехоте, где вся тактика — быстро бежать да громко кричать» — учил их командир дивизионной разведроты капитан Климов. Гонял упражнениями всякий свободный час, и его, старшину, частенько другим в пример ставил. Вот, мол, Финскую прошел, да еще и охотник-промысловик, все с первого раза понимает. Но старшине от этих похвал было скорее неловко. Бойцов его возраста и так отцами зовут на фронте, молодые на них глядят, как на старших, наставников, что все уже умеют, знают, только с такими в разведку и ходить. А он-то на самом деле умеет столько же, сколько и они! Ну, слух тонкий, глаз дальний, но из одного этого разведчика не сделаешь. На Финской, да — в атаку ходил, и в рукопашную выпадало с финном сцепиться, но в поиске Поливанов до того не бывал.

Наверное, памятуя историю с притащенным летом фрицем, командование определило его в группу захвата. Только до зимы так никого захватить и не удалось. Даже если выходило близко подобраться к немецким траншеям, кончалось перестрелкой да отходом назад. Не раз, не два старшина вытаскивал обратно раненых, сам каким-то чудом оставался цел, но поход за «языком» не давал ни черта.

— Ты, старшина, в разведке что ль птичьему языку научился? — Савушкин, простая душа, отвлек, не дал еще раз перекрутить все в голове да передумать.

— Дома, в лесничестве. В разведке больше немецкий полезен. А по нему я дальше «хенде хох» так и не дошел, — ответил старшина и полез за кисетом. За табаком думать как-то проще, хотя с такими думами, что накопились, никакой махорки не хватит.

К концу зимы сидение в глухой обороне осточертело даже самым терпеливым. Все «бои местного значения» да «поиски разведчиков» напоминали скверное соседство, то сосед у тебя горшок расколотит, то ты его курицу у себя на дворе изловишь и в суп определишь.

А самым досадным лично для Поливанова было то, что с разведкой определенно не задавалось. Причем не у него одного, а чуть не на всем Западном фронте не ладится! Ведь как же так, товарищи? Оборона стоит, участок свой рота знает до последней кочки, да что там, скоро каждую жабу на болотистой нейтралке запомним, по отчеству звать будем, а она нас — по званиям! Но гранаты по чужим окопам разведка кидать может, а «языка» взять — никак. Тот фриц, что отловили они прошлым летом в случайной своей вылазке, был чуть не единственным успешным поиском! Вот снайперы — это да. Снайперы наши работают — загляденье. Правда, фрицевских тоже хватает, так что не высовывайся. Разинул варежку — сам виноват, в наркомземе поди сразу наряд вне очереди влепят по прибытии!

Но пока разведка могла только наблюдать и слушать, что происходит у противника. Подобраться ближе и то выходило не всегда. Группы часто теряли бойцов на минах, и хуже всего — не всегда на немецких, запросто могли выползти и на свои. Немало хлопот доставляло и то, что немцы держали на передовой собак. Чудо, что ни одной псины не было тогда у речки! Иначе лежать бы всем четверым на нейтралке.

С наступлением зимы, когда на Рессе стал лед, послали группу в шестнадцать человек — и один сразу же нашел полынью! Ладно, хоть тут отошли без потерь. Но опять напишут в донесении, мол «группа ограничилась наблюдением и отошла, не выполнив задачу». Да сколько мы так будем ползать да «ограничиваться»?

— Зато у тебя в группе потерь меньше всех, — пробовал ободрить Поливанова младший лейтенант.

— В хозвзводе их еще меньше! Результат нужен, а где он? Когда нет результата, каждый наш раненый — это бессмысленная потеря. Каждая пуля, что мимо цели — бессмысленная потеря, без смысла, это ты понимаешь⁈ Люди старались, работали, металл добывали, сырье, порох делали, пулю лили, гильзу тянули, везли это все, а мы бах — и в сторону немца выпустили. То есть мы всю работу тыла взяли и без пользы к небу пустили. Потери — понятно, на то и война. Смысл нужен. Всю нейтралку до дыр исползали — а толку? «Языка»-то мы до сих пор приволочь не можем! Разведка называется…

Хотя оборона стояла «ни тпру, ни ну», он чувствовал, что долго держать этот рубеж немец уже не сможет. Слишком крепко ему под Сталинградом зубы пересчитали, чтобы держал он здесь дальше войска. Так что треснет эта оборона к весне, как подтаявший лед. Угадать бы только момент, когда это случится. Чтобы не дать врагу отойти целым, а прижать и за все спросить. Крепко спросить. Не хуже, чем в Сталинграде. Так спросить, чтобы в самом Берлине икалось! А «намерения противника на кофейной гуще не угадывают и по бубновому тузу не определяют, это еще в древности мудрые люди говорили *. Знание положения противника