На доблесть и на славу - Владимир Павлович Бутенко

уловила испуг в глазах ангельски хорошенькой девочки, прильнувшей к матери. Белокурая немка держала в руке клетку с канарейкой. Птичка перепархивала по жердочкам, радужная и настороженная. Грохотало уже поблизости, сотрясало землю возле Виттенбергплац. Один раз с потолочной балки посыпалась штукатурка, заставив стоящих под ней шарахнуться. Рельсы и шпалы припорошил белесый иней. Фаина отодвинулась и смахнула пыль с макинтоша и с полей узкополой шляпки.

– Фрейлейн, вероятно, нарядилась на свиданье? – понимающе улыбнулась полная, носатая фрау.

– Да. Вы угадали. Только опасаюсь, оно может сорваться, – посетовала Фаина, поглядывая по сторонам.

– Варвары уничтожают столицу до последнего здания! На улицах сплошные завалы…

И вдруг канарейка щебетнула, рассыпала незамысловатую трель!

Старик с морщинистым лицом, в шинели без погон и знаков отличия, вытянул шею, что-то пробубнил. Птаха осмелела, стала выщелкивать громче и продолжительней.

– Какая прелесть! – воскликнула по-русски большеглазая статная шатенка. В своем простодушном удивлении она даже не заметила, что выдала происхождение. Зато для окружающих этого оказалось достаточно, чтобы они неприязненно загалдели. До слуха Фаины долетела брань. Кто-то непрочь был выместить злость.

– Поет! Всем смертям назло, – также по-русски отозвалась Фаина, заставив отпрянуть рыхлотелую бюргершу с кошелкой. – Идите ко мне! Здесь есть место.

Соотечественница протиснулась, снося язвительные нападки. Вблизи она выглядела миловидней, – глубже темнели глаза, завитки на висках придавали облик студентки. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Морщинки прятались в уголках рта, на щеках. Она шепотом спросила:

– Вам тоже страшно? Нас могут задавить. Не бросайте меня…

– Молчите! – остановила Фаина.

И тотчас же за спиной раздался разъяренный старческий крик.

– Закройте глотки! Русские свиньи! Это «ваши» убивают детей! И вы смеете болтать?! Вон отсюда! Выкинем русских тварей под бомбы!

Вал озлобленных голосов стал громче. Фаина, схватив за руку шатенку, потащила за собой к выходу. Их оскорбляли, поторапливали пинками. Уже на лестнице долговязый юноша в униформе «Гитлерюгенд» больно ударил Фаину в плечо.

Вскоре на их везение авианалет кончился. Морщась от боли, Фаина взглянула на часы.

– Опаздываю! Квартира рядом, а позвонить неоткуда.

– Таксофоны не работают… Впрочем, наш дом на Фуггештрассе. Идемте ко мне!

– Вы меня выручите, – благодарно кивнула Фаина.

– Это вы меня спасли! Думала, что растерзают! У меня панический страх перед толпой. Да! Вот так же арестовали в Петрограде отца. Пьяной матросне не понравилась его «буржуйская» шапка! И они отвели его к чекистам… Меня зовут Татьяной. А вас?

На Литценбургерштрассе ощущались удушливая вонь тола, запахи дыма и гари. Вскоре дошли до места, куда «пакетом» рухнули термитные бомбы. Крышу и верхний этаж особняка окатывали всплески пламени. Дружинники суетились, бегали с ведрами, пытались залить огонь. А по другую сторону улицы неподвижно стоял старик, бревнышком держа девочку, с откинутой головой. При виде платьица и гольфиков в крупных пятнах крови, свисающих до земли кос, Фаина ощутила озноб. И поспешила разузнать у новой знакомой, замужем ли она и где работает. Татьяна разболталась, рассказала об эмигрантской жизни, о муже, казачьем офицере, служащем сейчас у Шкуро.

Телефон в квартире Лучниковых молчал. Сколько ни хлопала хозяйка по рычажкам и ни теребила шнур, зуммер так и не появился. Фаина шагнула к выходу, и тотчас повторно взвыла сирена. Укрылись в подвале соседнего дома. Теперь уж не проронили ни словечка. Татьяна вновь пригласила к себе. И, к удивлению, телефон заработал! Все больше волнуясь, Фаина звонила через каждые пять минут, но абонент не отвечал. В очередную паузу хозяйка принесла с кухоньки две чашки суррогатного кофе и гренки. Затем задернула шторы и зажгла свечу. Фаина сидела у тумбочки с отрешенным видом, очевидно, что-то обдумывая.

– Ваш муж выпивает? – поинтересовалась она, вертя в руке мельхиоровую вилку.

– В последнее время частенько-таки…

– Я бы немного выпила.

Татьяна скользнула своим длинным гибким телом в полумрак коридора, принесла початую бутылку польской водки «Выборовой» и рюмки. Гостья, без промедления, разлила.

– За знакомство! – добродушно проговорила хозяйка. – Странно, но с вами я чувствую себя гораздо спокойней.

Фаина промолчала, выпила водку с отвращением, как лекарство. Стала закусывать. Нелепый день. Досадная история в метро. Случайная знакомая. Эта чужая квартира… Почему Юлиуса не было дома? Он обязан ждать. Он знает, что в полночь очередной радиосеанс. И разведсведения, сегодня полученные и зашифрованные ею, необходимо отправить в Центр…

– Я не слишком надоедлива? – журчал ровный голос хозяйки. – Мы с мужем надеялись, что возвратимся в Россию. Но Советы оказались сильней! Они уже в Польше. Во Франции англо-американцы. И в Италии они также! Василий, мой супруг, сейчас в Линце. Может, мы переберемся в Австрию…

Содержание радиограммы было столь важным, что Фаина выучила его дословно. «Генштаб сухопутных сил разработал и осуществляет новую оборонную доктрину. Ее цель: придать обороняющимся войскам большую маневренность и тактическую гибкость. Для этого за первой полосой занимаемых позиций впредь будет создаваться вторая, так называемая “Grosskampflinie” с глубиной от 4 до 20 километров. Она предназначается для скрытного отвода частей вермахта, в случае артобстрела или при предбоевой подготовке противника. Новая система испытана на Восточном фронте и оправдала себя. Тимур». Так именовали информатора, высокопоставленную фигуру в Третьем рейхе. Только Мосинцев, подполковник госбезопасности, знал, кто это, контактировал и обменивался сведениями. Фаина же встречалась с командиром в кондитерской, на Вильгельмштрассе. За одним столиком пила кофе и брала принесенную им шоколадку. Затем звонила связнику, Юлиусу, и он отвозил на дачу, в лес или на съемную квартиру. С «точки», как требовала инструкция, Фаина работала не более двух раз. Коротковолновый передатчик, несомненно, пеленговали. И сегодня они должны были выехать на новое место, указанное командиром. С прежнего, расположенного недалеко отсюда, из Шарлоттенбурга, Фаина уже провела два сеанса связи…

– Великолепные бусы! Балтийский янтарь? – расспрашивала Татьяна. – Очень идет к вашим глазам.

– Гм… Я с ним не расстаюсь теперь, – ответила Фаина с иронией, вставая и направляясь к телефону.

Длинные монотонные гудки…

Она поблагодарила соотечественницу, внутренне опустошенную и такую одинокую, и зашагала по улице в отсветах недалеких пожаров. Было еще не поздно, но прохожие стали встречаться только у метро. Полгода жила Фаина в Берлине, по девять часов в день работала на фабрике, слыша вокруг немецкую речь, но сейчас, после беседы с Татьяной, говорившей по-русски полнозвучно и мягко, обрывки фраз берлинцев раздражали. До станции «Шарлоттенбург» было всего несколько остановок. Она вышла из неглубокого метро, ежась от ветра. И лицом к лицу столкнулась с патрулем полицейских. Один из них козырнул, потребовал документы. Внимательно изучил, светя фонариком, кенкарту, удостоверяющую личность. Документ был подлинный. Тем не менее неприятный осадок остался.

Фаина надеялась, что Юлиус ожидает на явочной квартире, куда они должны были