Посторожишь моего сторожа? - Даяна Р. Шеман

опять стал актуален. Так, они считали обязательными английскую шляпу, светлый тренчкот и разноцветный свитер, а потом уже легкие ботинки, перчатки и зонт-трость яркой расцветки.

Альберт Мюнце был почти типичным представителем последней группы. Жил он со своей семьей, преданной партии, но в партию не вступал, поскольку состоял на государственной службе. Подражая столичной элите, он завел себе бежевый тренчкот, английскую шляпу и клетчатые брюки. Шарфов он имел бесчисленное множество, и за долгий период их знакомства Дитер так и не смог пересчитать и запомнить их все. Приехав с Юга, Альберт чувствовал себя чужаком на новом месте. Сравнивая с Мингой северную столицу, последнюю Альберт называл «уродливым городом, каменным лабиринтом, удушливым и грязным», жителей ее — «похабными хамами и плебеями», местный язык — «резким, неприязненным и невыносимо сухим». Обижаясь на его южный снобизм, Дитер стал вести себя с ним холодно, чуть ли не злобно. И Альберт тоже, поняв его неправильно, сделался в ответ сухим и неприятным.

Не имея отношений ни с Марией, ни с тетей Жаннетт, Альберт приходил ради Кати; часто они играли в шахматы или что-то вместе читали, а потом обсуждали. Девочку эту все очень любили, даже Мария, которой пренебрегали с детства — ради самой маленькой. Заласканная всеми, избалованная, Катя порой была капризной и своенравной, но все же любила тех, кто к ней хорошо относился, а Альберта почти боготворила. Марии она желала самого лучшего, а именно она считала, что сестре ее обязательно нужно выйти замуж за Дитера (ей же, как она полагала, нужно было во что бы то ни стало оставаться с Альбертом).

— Вы, к сожалению, Марии не нравитесь, — размышляла Катя как-то в его присутствии. — Я бы сказала, но вы же обидитесь. Все мужчины — как дети. На все обижаются!

— Нет, я… не буду, — помедлив, с улыбкой произнес он. — Можешь сказать.

— Ну-у-у-у… Так нечестно. Вы просто обязаны обижаться. Давайте сыграем по правилам. — Улыбаясь в ответ, Катя прошла мимо него. — У вас лицо — особенно, когда вы молчите — высокомерное, снобистское, временами и злое на что-то. Ей это очень не нравится. Она мне сказала. Она вас надменным считает. Вы и не заговорите с ней по-человечески, и все с выражением таким, будто это ниже вашего достоинства — с ней говорить. Мне кажется, дело тут не в Марии. Это на вас общество и тетя Жаннетт так влияют. Вы боитесь показать свои чувства.

Помолчав, она забралась в кресло слева от него.

— Вы брат мне, Дитер?

— Ну… в некотором смысле. Конечно.

— Это был правильный ответ. Вы знаете, как правильно. Как Альберт! Поражаюсь вам! Но за это я вам помогу. Хотите?

Он снисходительно смотрел на нее.

— Вот обязательно нужна эта мина!.. Скажите, вы влюблялись когда-нибудь? Я вас как близкого человека спрашиваю и… как мужчину.

— А тебе-то зачем?

— Ну, я просто… как нужно вести себя, если ты влюблена?

— Снимаю шляпу, Катя, — пытаясь не рассмеяться, ответил он. — Ты очень храбрая, даже странно. Как нужно вести себя? Не навязываться объекту любви.

— Ну вы даете!

— Что, прости?

— А как же объект любви узнает о моих чувствах? Письмо — это тоже навязывание?.. Вы такой скучный! В наш век девушки первыми должны бросаться на шею — а если нет, так мужчина сам ничего не сделает. Хотела бы я появиться на свет этак лет сто назад… А, так мне хочется, чтобы все были счастливы!

Он понимал, что она шутит, но ему от того было слегка неспокойно.

— И все-таки я смогу сделать «как лучше», — говорила она, улыбаясь. — Вы потом еще спасибо скажете. Скажете же?.. Я с вас обязательно стребую.

На другой день Катя захотела посмотреть самолеты.

— Это такое шоу, понимаете? — рассказывала она тете, зная, что та ей не откажет. — Да, ехать на поезде, но оно того стоит! Яркое шоу, с трюками, знаете, и там… с этими… ну, «шлейфами» в небе!

— И за этим полтора часа нужно трястись в поезде? — уточнила сейчас же тетя Жаннетт.

— Вам не обязательно ехать со мной. Можно мне взять Мари с собой, а? Но там может быть опасно… не знаю…

Жаннетт не хуже нее знала об опасности: за городом было несколько лагерей для нищих, что выбирались из них на подобные шоу в поисках денег и пропитания. Подумав немного, она решила приставить к девочкам Альберта, но сможет ли он заступиться за них, сомневалась; просить же было некого, кроме него, никому Жаннетт больше не доверяла, а на вопрос Альберта, не взять ли им так же с собой Дитера, ответила, что точно не рассматривает того в качестве провожатого… хотя бы и гипотетически.

Зная отношение ее, Дитер и не думал навязываться — и не поехал бы, если бы Альберт не позвонил ему утром, в день поездки, и не спросил, не может ли и он собраться — если, конечно, это возможно и Дитер хочет того.

— Что? Как я узнал номер? — удивившись, воскликнул Альберт. — Вы оставляли его Жаннетт. Мария попросила вас зайти за ней. Я вам скажу, как ее найти. Она заканчивает в час.

— Мария сказала?

— А что? Она не могла сказать?..

Казалось, Альберт не заметил в том ничего необычного.

— Так вы ее встретите или нет? — перебивая размышления Дитера, спросил он опять. — Приходите к часу, если вы свободны. Встретимся на вокзале, запомните.

Спрашивать, почему Марии захотелось поехать с ним, было ли такого пожелание ее тети или Мария поступала по собственному усмотрению, — спрашивать об этом Альберта было неловко, хоть и оставались сомнения, в том числе и те, а не шутит ли с ним Альберт. Он сказал ему, что обязательно придет.

Кафе-булочная, в котором работала Мария, было сумрачным, из-за маленьких его окон и темных обоев появлялось чувство небезопасной тесноты и отстраненности. На углу, близ булочной, толклись нищие в тряпье и с кружками, и трясли мелочью на проходивших, прося добавить больше на «безработное житье». Замерзая, они пытались втиснуться в кафе, и раз за разом крупный человек в потертом пиджаке их изгонял обратно. Дитера, который был потрепанным в штатском пальто и шляпе, тоже попытались выставить, но он успел сказать имя Марии. Крупный человек нехотя отправился на кухню и, возвратившись, прохрипел:

— Ждите, через пять минут она придет.

Мария вышла, покраснев и на ходу снимая старый фартук. Она попыталась улыбнуться, но вышло рассеянно и даже несколько неловко.

— Вы пришли пораньше… Я не хотела, чтобы вы меня тут ожидали.

Затем Мария побежала к вешалке и взяла с