День начинается - Алексей Тимофеевич Черкасов

Болельщики возмущались:

– Это неправильно! В «пирамиде» такое правило не предусмотрено – охать и ахать в интересный момент!

– Потому он и выиграл!

– Шар был явно Петра Андреевича!

– Ясное дело, Петра Андреевича!

Сторонники Полыня возражали:

– А где такое правило, чтобы не ахать и не охать? А ну-ка, найдите такой пункт!

– Нет такого пункта.

– Им этот пункт приснился!

В этот момент в бильярдный зал вошел Федор с палкой, в черной пижаме.

– Я хочу с вами сыграть, – небрежно бросил он Кузьме Полыню.

– Вы? Со мною? Эге! Вы? А как здоровье, товарищ майор? Подумайте. В проигрыше люди теряют спокойствие. А вам это вредно, – говорил Полынь, насмешливо разглядывая Федора.

– Напрасно ввязываетесь, товарищ майор, – предостерегающе сказал подполковник Ровных. – Эта «горькая трава» знает бильярд. Ни один игрок в госпитале не в состоянии выдержать соревнование с ним.

Но Федор настаивал.

Кузьма Полынь, смуглый, скуластый, смахивающий на монгола, продолжал удивляться:

– Вы?! Со мной? Гм! Что-то вы никогда не играли! Гм! Гм! Согласен, согласен. Пошто не сыграть? Можно. Одну партию. В пирамидку. Проиграете – прочтете нам стихи. Идет?

– Нет. Стихами не торгую. А вот так: проигравший споет нам кукареку по петушиному.

Болельщики громко расхохотались.

– Прекрасно. Значит, одну партию? – переспросил Полынь и, широко улыбаясь, протянул руку противнику.

– Играем на равных?

– На равных.

– Нашла коса на камень!

– Чем-то еще кончится!

– А ну, товарищ майор, покажите ему класс.

– Интересный моментик в жизни! – воскликнул молодой инвалид в синем халате, Павка Веселый, как его звали в госпитале.

Федор закурил папиросу и, склонив голову к Юлии, проговорил:

– Что ты сегодня так поздно, золотцо? И что ты так тревожно смотришь? Боишься, проиграю? Пустяки, золотцо. Хочу испытать себя: как у меня нервы – в порядке ли?

Игра началась.

4

Федор первым сильным ударом с правой стороны от лузы разнес всю пирамиду. Шары в беспорядке разлетелись по бильярдному полю, как картечь из плохого ружья. Никто не ожидал такого нелепого удара. Болельщики зашептались, задвигались, застучали костылями. Довольная улыбка оживила смуглое лицо Полыня. И Сергей Сергеевич, знавший толк в игре, решил, что у Федора «скверная школа».

Полынь разгладил рысьи торчащие усики и, все так же довольно улыбаясь, окинул взглядом бильярд и помрачнел. Три крупных шара «залузились», но «свой» отлетел к левой средней лузе и стал в таком положении за двумя шарами, что прямой удар был невозможен.

– «Свояк» зарезался. Зарезался, проклятый! – проворчал Полынь, пуская толстые дымовые струи через широкие ноздри.

После долгого раздумья он слегка тронул затылком кия свой шар, подкатив его к девятке и оставив на свободном ударе седьмой шар, перед которым не было открытых луз.

В глазах Федора сверкнул лукавый огонь.

– Седьмым шаром в одиннадцатый, пятерку в правую лузу, – заявил он.

– Удар за партию, идет? – предложил Полынь.

– Я не хочу, чтобы вы так быстро проиграли. Но пятнадцатый будет в лузе, – спокойно сказал Федор: шар пятерка при игре в пирамиду большим счетом принимается за пятнадцать очков.

Болельщики встали с дивана и затаив дыхание следили за каждым движением Федора: положить залузившуюся пятерку двойным переходным ударом шаров считается не только трудной, но даже и для мастеров средней руки почти невыполнимой задачей.

Федор перегнулся на левое плечо, отвел кий, раздался сухой короткий удар по «своему». Шар толкнул в бок семерку, которая, как снаряд, пролетела узким коридорчиком через все поле по диагонали мимо двойки, четверки, шестерки, ударила в лоб одиннадцатого, а последний с более легкой силой толкнул пятерку.

– В лузе!

– А «свой-то»! Взгляните, «своего» как подвел?

– Интереснейший моментик в жизни! – взмахивая рукою, восторгался Павка Веселый.

Полынь смял в пальцах папиросу, сжал губы в брезгливую складку и, старательно натирая мелом кий, растерянно уставился в сетку, куда только что упал шар.

«Свой» шар стоял на свободном ударе под тринадцатый в левую среднюю лузу. Федор спокойным, плавным ударом положил его и удачно отвел «свояка» к левому углу под тройку – большим счетом: второй тринадцатый шар. Возгласы восхищения болельщиков бесили Кузьму Полыня.

– Ну что же вы орете? – зло ворчал он. – Чему радуетесь? Он пашет, а вы руками машете? Чему радуетесь?!

– Тринадцатый прямым в левый угол, – заявил Федор.

– Бей! Валяй до кучи, майор! – с надрывом заговорил Полынь и швырнул мел на тумбочку. – Я проиграл. Проиграл. И как это я допустил? Как? Мне бы надо было «свояка» отвести в загон к левой лузе, а я его на свободу вывел к семерке! И дурная же башка!

У «классного» игрока начался обыкновенный приступ паники. Он говорил нарочито громко, под руку партнера, трагически жестикулируя. Но Федор, к несчастью, никак не реагировал на эту «психическую атаку». Счет Федора: 41 очко против 0. «Свояк» после холостого последнего удара Федора стал в загон, о котором недавно мечтал Полынь. И вывести «свояка» из скверного места на боевое поле предстояло ему же, Полыню.

– Он хорошо играет. Правда? – прошептала Юлия, легким движением руки откинув кудрявые локоны со лба.

– Игрок, Левка! Большой игрок! – с восхищением подтвердил Сергей Сергеевич. – Не ожидал. Совсем не ожидал. А ты смотри, какой у него цепкий глаз! Как он твердо держит руку! Этот человек с огоньком! Горит. То у него стихи, стенная газета, беседы. И любят его… Не о тебе речь. Любят его все. Такие, горячие, подхлестывают жизнь, Левка.

– Горят и сгорают, – тихо проговорила Юлия. – Я не то хочу сказать, – продолжала она. – Я хочу, чтобы он жил. Профессор говорит: кризис еще впереди.

– И младший брат такой же? – спросил Сергей Сергеевич.

– Совсем нет. – Юлия улыбнулась. – Вот приедет, постарайся узнать. Только ты не разговоришься с ним ни о металлах, ни о минералах. Он молча будет смотреть на тебя прищуренными глазами и улыбаться… А Федор – как ребенок…

Федор посматривал на партионную девятку. Положить ее возможно только дуплетом. И если удар будет неудачным, девятка может «залузиться».

– Дуплет от двух бортов, девятку в левый угол, – заявил Федор.

Удар решал судьбу партии. Полынь с трясущейся нижней челюстью не сводил глаз с девятки. Болельщики замолкли. Кий сухо щелкнул об кость шара. Девятка выписала кривую петлю, мягко прошла к лузе и «залузилась».

– Подставка, братцы! – обрадовался Полынь.

Лицо Федора вспыхнуло. Брови сдвинулись.

– Не замажь, Кузьма Иваныч. Убирай партионную!

– Хоть один, да главный, – воспрял духом «классный» игрок. – Выгребай, Петр Иваныч. Выгребай!

– Ты его сперва положь, – посоветовал кто-то. – Не торопись. Остынь. У тебя руки трясутся.

Полынь спешил. Уязвленное самолюбие не давало ему покоя.

– Выгребай, Петр Иваныч, выгребай! – Полынь склонился