Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина

трех сот тысяч. А чтоб полки тамошние были теперь на прежнем продовольствии, как изволите упоминать, сего не можно. Они содержались сборами с селений своих, которыми истощились и разорились во время войны.

Я донес Вашему Величеству, что должон Вашей пользе. Впротчем, как угодно Вам».

Р_у_к_о_й _Е_к_а_т_е_р_и_н_ы II: «Из Комиссариата не берете, таможенных нету, следовательно, другие снова расходы из других сумм, кои без того разсигнованы; потребные откуда взять, не знаю. Я читаю штаты губерний Ваших: тут определяются и учреждаются снова воеводы и их канцелярии, кои в Манифесте моем от 11 ноября 1775 году отрешены и описаны, как оне и суть. Буде конфирмую, как представлены, то и выдет из того, что в одном месте хулю того, что в другом ввожу. Медиус термо сыскать можно. Хотя сердишься, но нельзя не говорить то, что правда.

Из Села Царского. Июня 23 ч. 1776».

Записки императрицы:

Шестого июня под Темрюком черкесы из пяти ста человек атаковали отряд донских казаков из двухсот человек во главе с полковником Кульбаковым и нанесли им значительный урон. Надобно сих чеченцев найти возможность умерить пыл.

* * *

Екатерина все же дождалась ожидаемого и желанного письма. Он писал, что без ее внимания и любви он не знает куда идти и чем заняться.

«Какой тяжелый человек! – думала она. – Боже спаси и помилуй! Куда ж тебе идти, как не ко мне! Что мне Завадовский супротив тебя!»

В минуту она заготовила для него короткую записку:

«Мой дорогой и любимый супруг, я жду вас, придите ко мне».

Прочитав сей призыв, Потемкин паки изгрыз свои ногти. Нет, он не из тех, кто побежит, чуть его поманили. Чего не хватало! В оном духе он написал ей ответ, с нетерпением ожидая ее ответную записку, кою получил лишь через два дни. Все оное время он ходил на службу хмурый и мрачный, а в случаях, когда он находился по необходимости в одном помещении с императрицей, старался стоять к ней боком или спиной, прекрасно видя, что сие отношение действует на нее ужасно.

Не выдержав, она написала:

«Я написала вам и изодрала для того, что все пустошь. И как Вы умны очень, то на все сыщете ответ, а я на себя Вам оружия не подам. Впрочем, поступайте, как изволите. Мне Вам предписывать нечего, да того знайте, что и я стараюсь разбирать Ваши мысли и поступки, кои во мне действия производят потому единственно, как я в них нахожу те сентименты, кои я бы желала найти.

Признаюсь, кроме того, что я более люблю видеть ваше лицо, нежели вашу спину».

Сия записка сподвигла Потемкина на пространное любовное письмо, на кое она не замедлила ответить, однако весьма коротко:

«Батинька, голубинька, зделай со мной Божескую милость: будь спокоен, бодр и здоров, и будь уверен, что я всякое чувство с тобою разделяю пополам. После слез я немного бодрее и скорбит меня только твое безпокойство. Милой друг, душа моя, унимай свое терзанье, надо нам обеим успокоение, дабы мысли установились в сносном положенье, а то будем, как шары в jeu de paume».

Не такого ответного письма он ожидал. Где признания? Где любовь? Нет, надобно исчезнуть с ее поля зрения, удалиться подальше от двора! Пусть знает: проживет он достойно и без нее.

Потемкин, ведая о недовольстве части курляндского дворянства герцогом, принял дерзкое решение добиваться престола Курляндии или наместничества в Польше. Екатерина давно восстановила права семьи Биронов, утраченные после падения герцога Эрнста Бирона при государыне Елизавете. В дни, когда между Потемкиным и Екатериной шли решительные объяснения, государыня тайно содействовала женитьбе герцога Петра Эрнестовича Бирона на княжне Евдокие Борисовне Юсуповой. Их свадьба состоялась в Зимнем дворце год назад. Поговорив недавно с Екатериной касательно своих намерений, князь Потемкин получил ее согласие, и она даже сразу дала распоряжение послу в Польше Штакельбергу и Панину, касательно Курляндии. На самом деле Екатерина, делая вид, что весьма озабочена устремлением Потемкина и, всячески помогая ему в том, она не желала выпускать его из Петербурга, понеже могла бы с тоски слечь. Потемкин, понимая, что сие дело не одного дня, продолжал закидывать императрицу письмами и выделывать всяческие выходки, на которые был способен токмо он. Теперь, получая от нее письма, в которых сквозила обида, он все более раздражался и ярился. А он не обижен?

По скулам Потемкина бегали желваки. Никогда она его не любила и не любит! Что от нее может он ждать? Примерно в оном тоне он писал свое очередное письмо. Через несколько часов был к нему ответ:

«Владыко и Cher Epoux – дорогой супруг! Я зачну ответ с той строки, которая более меня трогает: хто велит плакать? Для чего более дать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу твоей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана Святейшими узами? Голубчик, изволишь супсонировать невозможное, на меня шляся. Переменяла ли я глас, можешь ли быть нелюбим? Верь моим словам, люблю тебя и привязана к тебе всеми узами. Теперь сам личи: два года назад были ли мои слова и действия в твоей пользы сильнее, нежели теперь?»

«Владыко!» – досадовал он. Каковой он владыко, когда она его ни во что не ставит! Издевается что ли она над ним?

* * *

Несмотря на непомерную тягость, которую Екатерина испытывала от почти полного разрыва с Потемкиным, она, находясь в Царском селе, готовила Павла Петровича к поездке в Берлин вместе с принцем Генрихом, чтобы заново оженить наследника.

Великий князь, занятый собой и своими чувствами, зная, как ждет его посещения больной наставник, Никита Панин, побывал у него лишь однажды. Принц Генрих сумел успокоить его совершенно по поводу измен покойной жены, и Павел, отменно выбросив ее из памяти, решил про себя никогда более в своей жизни никому не доверять. Теперь все его мысли были направлены на, советуемый принцем Генрихом, новый брак с принцессой Вюртембергской.

Перспектива посетить Берлин по оному случаю особливо грела его душу: он обязательно встретится со своим кумиром королем Фридрихом Вторым! На днях он поедет на Каменный остров, заложит первый камень для своего собственного дворца, где будет жить со своей женой и будущими детьми. Их у него будет много, ведь дети не предают своих родителей. Хотя… Он подумал о своем отношении к матери. Он ведь знал о