Красный закат в конце июня - Александр Павлович Лысков

А далее в повествовании опять прибегнем к строгой хронологии.

Часть IX

Заклание тельца

Варлам (1880–1962)

Судьба русского капитала

1

В ожидании барж с верховьев Варлам стоял на берегу.

Пуя подобралась под самую кромку, ещё немного – и растечётся под ногами до леса. Большой лужей казалась река – шагай по ней в сапогах, и штаны не замочишь.

Как с высокого обрыва, с колокольни Ивана Великого, с башни Биг Бэна всегда подмывало Варлама пуститься в полёт, так и сейчас притягивала бездна, хотелось испытать упоительную жуть от бега по этой плёнке…

Над дымчатым лесом стрельнуло дымком. Из-за поворота выплыла белая льдина корабельной рубки. В ответ на взмах руки Варлама колёсный буксир приветственно протрубил.

Встречать высыпали все работники смолокурни на Медведке.

Капитан «Проворного» в чёрном клеёнчатом плаще первый сошёл по трапу – улыбчивый голубоглазый великан с рыжей бородой на горле, будто платок, повязанный от зубной боли (фасон – шкипер). Пожимая руку Варламу, кивнул на скипидарный цех:

– У меня однотрубный, а у тебя, Варлам Лукич, – целый крейсер.

После обеда они пили кофе у раскрытого окна с видом на штабель бочек-битков.

Кофейник был никелированный, как пуговицы на кителе капитана. А ручка у кофейника костяная, подстать рукоятке браунинга, торчащего у гостя из кобуры.

Из стального сундучка на коленях он выкладывал на стол перед Варламом пачки красных сторублёвок, серо-алых четвертных, зелёные десятки, голубые трёшники.

Грохнул напоследок мешочком с монетами.

– После Бога деньги первые, Варлам Лукич. Извольте пересчитать, – сказал капитан и принялся за кофе.

К этому времени, к 1918 году, история смолокурни рода Синцовых на Медведке насчитывала более 100 лет.

После Ипата хозяйствовали здесь его сын Давыд и внук Кузьма.

Этот последний в 50-х годах XIX века пошёл дальше деда и вместе с партиями своей смолы по просьбе окрестных смолокуров – слабых, болезненных, недосужих, лишённых задора и смелости, – стал сплавлять и их продукцию примерно за 15 копеек с бочки.

Создал смолокуренную артель.

При нём на артельные деньги ямные смолокурни были переоборудованы на более совершенные – корчажные.

Его сын Лука в конце XIX века уже завёл в артели медные змеевики для выгонки скипидара.

При Варламе, в начале XX века, пуйские мужики уже настолько разжились, что могли арендовать пароход с баржами.

(По материалам собственных исследований и работ В. Малахова «Жизнь и деятельность смолокуров Малаховых». Емьская гора, 2011; Е. Овсянкина «Судьба первого смолокура-кооператора». Важский край, 2003.)

2

Отплыли с Медведка в полночь.

Баржи с ветряками для откачки воды рыскали за пароходом, тёрлись бортами о подтопленные деревья, утюжили днищами кусты.

На крутых поворотах Пуи буксир кренился, одно колесо молотило по воздуху.

Удерживая линию, капитан Кокнаев в рубке крутил штурвал из стороны в сторону, «играл» кормой.

На Ваге множество судов, плотов и лодок вынудили давать гудки.

«Проворный» сипло выдыхал паром, а капитан при этом произносил одно и то же ругательство, по-фински растягивая:

– Лот-то финерот-то![131]

Длился тревожный час полночного солнцестояния.

В виду Шенкурска восток начал зримо раскаляться, сжиматься будто поковка под молотом, и вдруг словно бенгальскими огнями оттуда порскнуло.

Как при сотворении мира, нечто, бывшее туманно-цельным, разделилось на небо и землю, на облака и на их отражение.

Мир сомкнулся воедино.

И будто от радости бытия взвопил «Проворный».

Матросы принялись брать баржи на короткие концы, чтобы не заносило при швартовке.

Помогать – за выводной линь – ухватился Варлам.

3

На высокий берег Шенкурска бочки-смолянки поднимали конными лебёдками через блоки. Словно на приступ крепостной стены лезли битки в несколько рядов.

Варлам с палубы «Проворного» в рупор подавал команды бондарному войску.

Напоследок, озоруя, сам сел в порожнюю петлю и на катище взобрался как скалолаз.

Приказчик в суконном картузе громко по-солдатски изложил ему виды на торг. Потом доверительным шёпотом поведал о кознях новой власти. По мнению приказчика, вернее всего было бы Варламу Лукичу тотчас спуститься на канате обратно и немедля отплыть с остатным товаром подале от «этого осиного гнезда».

– А что мужики? – спросил Варлам.

– За вас горой!

– Ну, так и бежать не мне.

4

Он шёл по городу – белолицый с пшеничными усами, подкрученными в нитку (фасон – шевалье). В шляпе, сдвинутой на затылок словно бы не движением руки, а самими пружинистыми светлыми кудрями чуба. С сочных губ срывалось бодрое «тру-туру-ру».

Храм звонил по полному чину. Закончилась вечеря. Народ расходился по домам. При виде Варлама то и дело взлетали шапки над головами мужиков, бабьи лица расцвечивались улыбками. Отовсюду слышались здравицы. И Варлам ответно тряс льном своих кудрей. Купался в почёте.

После Синцовской вотчины и этот городок стал ему родным. С годами он вжился в него, украсил трудами.

Как на чудо ходили смотреть на его двухэтажный особняк, выложенный из обливного кирпича (лещади) цвета кофе с молоком. Карнизы были выточены внапуск. Наличники – из гранитной фасонины. Замковые камни в арках над окнами щерились львиными мордами.

На крыше высился бельведер.

Чугунные колонны поддерживали балкон ажурной ковки.

А перед домом разбегались в ряд берёзы, посаженные Варламом собственноручно. И в этот солнечный весенний день 1918 года их молодая зелень искрилась, подсвеченная изнутри стволами фарфоровой белизны…

Во дворе своего замка Варлам, как был в рабочих ботинках и просмолённом инженерном кителе, так и ухватился за рукоять насоса, похожего на пожарную помпу.

Поршни чавкали, сипели, и было слышно, как в бак на чердаке лилась вода для ванны.

С охапкой дров Варлам опустился на колени перед топкой и принялся разжигать огонь.

Кроме него ни у кого в городе не было ещё такой купальни, похожей на бассейн, выложенный метлахской плиткой.

Котёл был получен из Ливерпуля в разобранном виде.

Сам Варлам склепал его, нарезал винты, обвил трубами.

5

Капитан Кокнаев явился на ужин в белой парадной форме с медалью 300-летия Дома Романовых на груди.

Не из чванства нацепил «романовку», а лишь в напоминание о высочайшем покровительстве для придания весу на встрече с городским головой.

Был доволен – помогло.

Финн громоздился за обеденным столом, ёрзал на стуле, фехтовал ножом и вилкой, продолжая давний спор с Варламом: какой генератор покупать и у кого – у шведов или англичан.

Речник настаивал на простоте постоянного тока. Смолокур – на силе переменного. Ибо кроме освещения городских улиц намеревался подключить к будущей станции и лесопилку.

Варлам откидывал назад голову