Красный закат в конце июня - Александр Павлович Лысков

с гребнем белокурых кудрей, воинственно топорщил усы и указывал пальцем вверх, на готовые низвергнуться кары небесные, если они с капитаном не рискнут и не купят генератор у англичан.

Сгоряча он даже неловко укорил капитана незнанием законов электричества:

– Алто Валтович, я вас умоляю! Судите не выше паровика!

Но на то и Софья Карловна по-супружески равноправно сидела за столом, чтобы между «полюсами» не проскочила вольтова дуга.

– Господа! Давайте чай пить! Подождёт городское освещение. Белые ночи впереди.

В качестве трубки мира компаньоны раскурили по папиросе «Империал», решив, что обратным рейсом Алто Валтович доставит из Архангельска нефтяной двигатель, а Варлам Лукич смонтирует здесь станцию по своему усмотрению.[132]

6

– Нет. Кровь у людей разная. Кровь виноватого – вода!..

Такие слова произнеслись одновременно со спором о силе тока в особняке Варлама Синцова – в одном из номеров уездной гостиницы через дорогу от его палат, окно в окно.

В комнате с розовыми обоями было накурено. Стены отдавали кислятиной, а с полу несло сапожной ваксой.

Суконные кепки, касторовые шляпы, соломенные канотье висели на крючках у двери.

Плечи гостивших обтягивали пиджаки. Шеи схватывались мятыми галстуками, шнурками. Или косой ворот был застёгнут на обыкновенную костяную пуговку.

И в этом сером мужланском кругу, словно луна в ночи, – женщина.

Её глаза-маслины лучились сквозь чад, производили химию, облагораживали и запахи, и вонь.

Улыбнётся – и будто не дым вокруг неё, а флёр.

И блузка шёлковая на ней, и дегтярно-чёрные волосы, и кожаная шляпка на голове с вуалькой будто водой сбрызнуты.

Казалось, такой бриллиант должен бы через минуту закоптиться в табачной гостиничной затхлости, если бы не сама она была главным источником – курила больше всех, одну за другой.

Она разливала чай.

А вынесший резкое суждение о крови-водице её гражданский муж Осип Шумилов-Скалин кортиком резал каравай хлеба и раздавал усачам.

(У самого Осипа ещё и бородка кисточкой имелась, словно подбородок был в смолу обмакнут да так, струйкой, и засохло.)

Ломти выкраивал он офицерским кинжалом столь усердно, что можно было подумать, именно поэтому блестел от пота его бритый наголо череп.

Хотя запарился человек скорее не от резки пшеничного, а от тягот спора.

С утра они толковали о полученном нынче секретном письме из центра. Называлось письмо так: «Несколько причин, по которым следует убивать».

Рассуждали вразброс.

Спорили, является ли причинение смерти причинением зла?

Сошлись, что убийство лишь вред наносит. И если отсутствует тот, кому вред причинён (убит), то и вреда нет.

Философствовали за картами, потому не обошли и такую аналогию: мол, кто вытянул туз пик – тому быть убиту тузом крестей.

Каждому своё.

– Товарищи, но любой человек волен жить! – воскликнул кто-то.

– Вот и выходит, что мы лишь поступаем против его воли.

– По воле большинства! – строго уточнил Осип и засунул кортик в ножны со значительным щелчком, так что все на минуту умолкли.

Дискуссия продолжилась:

– Вспомните «Волю к власти». Цитирую по памяти: «Сегодня это причинение вреда, а завтра – неисполнимая мечта»!

– Бог? Ну, что он, Бог? Бог слышит нашими ушами, смотрит нашими глазами…

– Думает нашими головами…

Звенели ложечки о стаканы.

7

В такой близи одновременно умствовали дельцы в купеческих покоях и лихари в гостинице, что невольно напрашивалось сопоставление.

Начать хотя бы с женщин.

Супруга Варлама Синцова, сидящая за самоваром в собственной гостиной Софья Карловна, была белокурой скандинавкой строгих правил (в девичестве Ульсен; отец – русский норвежец, имел лесопилку в Архангельске, дочь помогала ему, но с той минуты, как на губернаторском балу в новогодний миллениум закружилась в вальсе с Варламом, уже от него не отходила ни на шаг).

Хозяйка застолья в уездной гостинице, смуглянка Марго, была из портовых девиц семейства одесского сапожника Изи Бензона с Пересыпи. В бытность свою она «мантулила» контрабанду со старшими братьями.

В катакомбах подкармливала мятежников с броненосца, за что и была сослана. И с того дня, как на одной из пересылок забинтовала Осипу Шумилову-Скалину ножевую рану, находилась с ним в кроваво-кровном родстве.

Жена по мужу честна.

Муж знаем по жене.

Или ещё так говорят: какой ехал, такую и взял…

Теперь про мужчин.

Если выпущенный нынешней зимой с каторги Осип Шумилов-Скалин занял должность в «бюро» и получил казённый маузер, то как раз в те же дни Варлам Синцов ножницами вооружился, чтобы разрезать ленточку в новом училище для смолокуров.

Если Осип с блистательной Марго вчера плыли по Двине на катере из Архангельска на разор уездного жизнеустройства, то Варлам с Софьей собирали по берегам Пуи и Ваги товар свежей выгонки для общенародной пользы…

8

…И это при том, что Варлам с Осипом были односельчанами, ровесниками 1880 года рождения.

Дома в Синцовской стояли рядом.

Тянуло Оську к Варламу, но не затягивало.

Перед парнишкой словно острый кол торчал – богатство двухэтажного деревенского дома Синцовых и одёжная справа отпрыска потомственных смолокуров.

Варлам пылкий говорун и выдумщик, все пять вёрст от Синцовской до школы обычно заступал вперёд Оськи и со слюной на губах рассказывал что-нибудь, к примеру читанную вчера сказку про снежную бабу.

Надо же, до чего додумались ребята в Дании! Обломок граблей вставили снеговику вместо зубов!

Или рисовал палочкой на песке статую Колосса в городе Родос, высмотренную в книжке.

Или, стоя на берегу Пуи, предлагал Оське сшить плот и плыть в Америку.

Потрясаемый воображением заводилы Оська Шумилов бледнел и краснел, его словно порывами ветра тузило задором начитанного дружка, готов он был с ним хотя бы и в Америку, если бы не велосипед, подаренный Варламу на день Ангела, который нанёс этой привязанности смертельный удар.

Варлам лихо катался по деревне. Оська Шумилов бегал за ним из конца в конец неустанно.

Пришла пора и ему садиться на «машину».

Он сверзнулся в крапиву.

Такого унижения вынести не смог.

Обиделся, будто Варлам Синцов его побил.

В школу дохаживали порознь.

Встречались потом лишь на задках церкви при игре в решку.

Тут главенствовал Оська Шумилов. Сражался упоённо, тоже с переливами на лице от жара к холоду.

Однажды одним ударом снял у Варлама весь кон.

Зло ржал в лицо, стоя на четвереньках, уже тогда с жидкой паутиной волосиков на голове, с синими недужными подглазьями.

Вскочил, выставил кулаки и принялся наскакивать:

– Ну, давай! Давай!

Варлам едва стоял на ногах от горя и ужаса, убитый необходимостью драки с другом.

Убрёл домой «трусом» и «сопляком».

После этого вдвоём их никто не видел.

Осипа Шумилова со временем призвали на Балтику.

Варлам Синцов уехал учиться