Череп грифона - Гарри Тертлдав

— До Афин отсюда примерно один день пути, — сказал Менедем Соклею, стоя на юте «Афродиты».

Они уже провели в Милете несколько дней, которые принесли им неплохой барыш.

— Хорошо, — ответил Соклей.

Менедем засмеялся.

— «Хорошо»? И это все, что ты можешь сказать? Да раньше ты был бы счастлив пройти мимо Милета и двинуться прямо на мыс Сунион!

— Я все еще хочу туда отправиться. — Судя по голосу, Соклей всеми силами старался не говорить раздраженно. — Но ты выставляешь все так, будто я не могу оторваться от Метрикхе, а это неправда.

— Что ж, может, и неправда. — Менедем снова засмеялся. — Ты ведь время от времени все-таки отрываешься от нее, чтобы глотнуть воздуху… Как делает дельфин, прежде чем нырнуть глубоко в море. Вот только ты ныряешь не в море, а глубоко внутрь нее…

— Оставь эту тему, хорошо? — Теперь Соклей даже не пытался скрыть раздражение.

Так как Менедем хотел позлить двоюродного брата и ему это уже удалось, он и вправду переменил тему. Временно…

— Ты должен признать, что мы правильно поступили, зайдя в Милет. Мало того что ты каждую ночь спишь со всеми удобствами, так мы еще и распродали большую часть шелка дороже, чем ожидали, и сбыли все изумруды, кроме двух. Мы вернемся домой с прибылью, и нашим отцам не на что будет пожаловаться.

Не дать своему отцу повода пожаловаться было одной из главных целей жизни Менедема. Вся беда заключалась в том, что Филодем жаловался всегда, имелся у него повод или нет.

— Ты мог бы продать и последние два камня, — сказал Соклей. — Один из них — самый лучший, верно?

— Да, так и есть… И я знаю, что мог бы их продать, — ответил Менедем. — Но я все время думаю: если мне дают такую цену в Милете, что бы я тогда получил в Афинах? Милет уже давно перестал представлять из себя что-то особенное…

— Со времен персидских войн.

— А это было очень давно. — Менедем прикинул, и у него получилось, что с тех пор минуло около двухсот лет. Прежде чем его двоюродный брат успел сказать с точностью до биений сердца, сколько именно лет прошло, Менедем продолжал: — В любом случае, пусть у нас останется парочка камней для по-настоящему большого и богатого полиса. Может, там они пойдут лучше.

— Возможно, — согласился Соклей. — Мы ведь не можем попытаться продать их в Александрии. Это богатейший город мира, но…

— Вот именно: «но». Если мы покажемся с египетскими изумрудами в столице Птолемея, все будут гадать, откуда они у нас, и нас разорвут на куски, пытаясь это выяснить. Мне что-то не хочется отвечать на подобные вопросы.

— И мне тоже, — кивнул Соклей.

Менедем указал на него пальцем.

— А твоя гетера не хотела бы купить один из изумрудов? Держу пари, уж она бы достала на это деньги.

— Уверен, что у Метрикхе и так есть деньги, — ответил Соклей. — Вообще-то однажды я упомянул в разговоре с ней изумруды. Она ответила: «Похоже, они очень красивые. Надо подумать, не купит ли один из друзей для меня такой камень».

— Вот это я понимаю! — Менедем снова рассмеялся. — Похоже, твоя Метрикхе стала бы великолепным торговцем, родись она мужчиной… никогда бы не тратила собственные деньги, будь у нее возможность потратить чужие.

— Она бы стала процветающим торговцем, не сомневаюсь, — подтвердил Соклей. — И не сомневаюсь, что Метрикхе отнюдь не обеднеет после того, как ее красота поблекнет. Эта женщина мудро распоряжается тем, что у нее есть.

— О, не уверен. А ты откуда можешь знать наверняка? — спросил Менедем. — Взять хотя бы ваши с ней отношения — ведь Метрикхе отдается тебе за так. Если уж это нельзя назвать невыгодной сделкой, тогда не знаю, что такое невыгодная сделка.

Соклей покраснел. Менедем ухмыльнулся; он и надеялся смутить двоюродного брата.

— Если она хочет, чтобы ее одурачили именно таким способом, я не стану жаловаться, — сказал Соклей.

— Вот как? — переспросил Менедем, и ухмылка его стала шире.

Он ухмылялся в основном, чтобы скрыть свое раздражение от того, что Соклею повезло больше. Менедем даже намекал пару раз, что хотел бы и сам познакомиться с Метрикхе — разумеется, исключительно ради светского общения. Но Соклей всегда находил повод, чтобы не приглашать брата с собой, когда отправлялся к гетере.

«Думаешь, я бы попытался отбить у тебя женщину? Поступил бы так со своим двоюродным братом? — Менедем знал себя достаточно хорошо, чтобы честно ответить: — Если бы она оказалась достаточно хорошенькая, я мог бы так поступить».

— И когда именно мы собираемся отплыть? — спросил Соклей.

— Послезавтра, — ответил Менедем. — Думаю, завтрашний день мы проведем на агоре, пытаясь сбыть столько товара, сколько сможем, — шелк, краску, благовония…

— А еще бальзам, — перебил Соклей. — У нас осталось совсем немного бальзама. Он очень хорошо расходится.

— И вправду хорошо, — согласился Менедем. — Жаль, что мы не купили у тех финикийцев побольше. Лекари и жрецы так и расхватывают его. Вот уж не ожидал, что он будет пользоваться таким спросом.

— Я тоже не ожидал, — сказал Соклей. — И это идеальный товар для перевозки на акатосе: занимает мало места и дорого стоит. Надо бы посмотреть, сможем ли мы в будущем году раздобыть еще бальзама. Мы бы хорошо на нем заработали.