Песня жаворонка - Уилла Кэсер

к своей настоящей силе. Даже не осознала ее. Господь свидетель, я кое-что знаю о певцах. Ни у кого из них нет таких глубин, чтобы черпать оттуда. Она станет одной из великих артисток нашего времени. Служит аккомпаниаторшей при этом проныре с лицом как творог! Я отправлю ее в Германию этой зимой или сам отвезу. Ей уже нельзя терять время. Я возмещу ей все, честное слово».

Оттенбург, конечно же, намеревался возместить Тее все, насколько мог. Его чувство было великодушным, как все сильные человеческие чувства. Единственная беда заключалась в том, что он уже был женат, причем с двадцати лет.

Старые друзья Фреда в Чикаго и друзья семьи знали о прискорбном состоянии его личных дел, но с этими людьми Тея Кронборг вряд ли могла бы когда-нибудь встретиться при естественном ходе вещей. Миссис Фредерик Оттенбург жила в Калифорнии, в Санта-Барбаре, где, предположительно, климат был для нее благотворен, а ее муж — в Чикаго. Он навещал жену каждую зиму, чтобы поддержать видимость, и его любящая мать тоже ездила к невестке каждый год, хотя ненавидела ее так, что словами не выразить, — чтобы соблюсти внешние приличия и дать передышку сыну.

* * *

В самом начале третьего курса Гарварда Фредерик Оттенбург получил письмо от Дика Брисбена, приятеля из Канзас-Сити. В письме говорилось, что невеста Дика, мисс Эдит Бирс, едет в Нью-Йорк покупать приданое. Она собиралась остановиться в отеле «Голландия» с тетей и будущей подружкой невесты из Канзас-Сити недели на две или даже дольше. Не мог бы Оттенбург, если ему доведется быть в Нью-Йорке, повидать мисс Бирс и показать ей город?

Фред как раз должен был оказаться в Нью-Йорке. Он собирался приехать из Нью-Хейвена после матча Дня Благодарения. Он нанес визит мисс Бирс и нашел ее, как в тот же вечер телеграфировал Брисбену, «потрясающей красоткой, нет слов». Он сводил мисс Бирс, ее тетю и неинтересную подругу в театр и оперу, пригласил на ланч в «Уолдорф». Он до мелочей обсудил организацию ланча с метрдотелем. Перед такой девушкой, как мисс Бирс, любой юноша захотел бы показаться опытным.

Она была смугла, стройна и пылка, остроумна и бойка на язык; она говорила рискованные вещи с такой уверенностью, что ей все сходило с рук. Ее ребяческую расточительность и презрение ко всем серьезным фактам жизни можно было объяснить щедростью отца, богатого владельца скотобойни. Выходки, которые показались бы вульгарными и нарочитыми у более простодушной девушки, у мисс Бирс выглядели остроумными и блистательными. Она порхала в великолепных мехах, туфельках и узких платьях, хотя в моде были пышные юбки. Шляпы она предпочитала с большими вислыми полями. За ланчем, выскользнув из шубки кротового меха, она стала похожа на стройного черного хорька. Под шубкой оказалось облегающее атласное платье, чрезвычайно простое и даже суровое; оно так бросалось в глаза строгостью и скудостью, что все в обеденном зале глазели на нее. Она ничего не ела, кроме салата из авокадо и тепличного винограда, выпила немного шампанского и добавила коньяку в кофе.

Она высмеивала на самом скабрезном жаргоне певцов, слышанных накануне в опере, а когда тетя для виду сделала ей замечание, она равнодушно пробормотала: «В чем дело, старушка?» Она трещала приглушенно, неизменно низким и монотонным голосом, вечно глядя краем глаза и говоря как бы в сторону, уголком рта. Она презирала все — и это шло к ее красивым бровям. Лицо было подвижное и недовольное, глаза быстрые и черные. В ней тлеет под спудом огонь, подумал молодой Оттенбург. Она чрезвычайно развлекала его.

После ланча мисс Бирс сказала, что едет в аптаун на примерку, причем одна, потому что тетя действует ей на нервы. Когда Фред подал ей пальто, она пробормотала: «Спасибо, Альфонс», словно обращаясь к официанту. Садясь в кэб и показывая тонкий шелковый чулок почти во всю длину, она небрежно сказала в меховой воротник: «Давай-ка я возьму тебя с собой и подвезу куда-нибудь». Фред запрыгнул следом, и она велела кэбмену ехать в Центральный парк.

День был ясный, зимний и пронизывающе холодный. Мисс Бирс попросила Фреда рассказать ей о матче в Нью-Хейвене и, когда он повиновался, совершенно игнорировала его слова. Она откинулась на спинку сиденья и держала муфту перед лицом, иногда опуская ее, чтобы лаконично съязвить в адрес людей в каретах, которые они обгоняли. Она перебивала Фреда и тем сбивала его с нити повествования. Когда они въехали в парк, Фред случайно заглянул под широкую черную шляпу, чтобы полюбоваться на черные глаза и волосы — муфта скрывала все остальное, — и обнаружил, что девушка плачет.

На его участливый вопрос она ответила, что «от этого кто угодно раскиснет — пойти примерять платья, чтобы выйти замуж за человека, к которому равнодушна». Последовали дальнейшие объяснения. Она думала, что была совершенно без ума от Брисбена, пока не познакомилась с Фредом в отеле «Холланд-хаус» три дня назад. Тогда она поняла, что выцарапает Брисбену глаза, если выйдет за него. Что ей делать?

Фред велел кэбмену ехать дальше. Чего она хочет? Ну, она не знает. В конце концов, надо за кого-то выходить, раз уж вся эта машинка запущена. Может быть, вообще все равно, кому выцарапывать глаза: Брисбену или кому другому; потому что она будет царапаться, если не получит того, чего хочет. Конечно, Фред согласился, что за кого-то надо выходить. И определенно такую девушку он видел впервые. Он снова велел кэбмену ехать дальше. Неужели она хочет сказать, что, возможно, подумает о том, чтобы выйти за него замуж? Конечно, Альфонс. Разве он не понял этого по ее лицу три дня назад? Если нет, то он просто ледышка. К этому времени Фред начал жалеть кэбмена. Однако мисс Бирс была безжалостна. После нескольких поворотов Фред предложил выпить чаю в «Казино». Сам он сильно замерз и, вспомнив о блестящих шелковых чулках и тонких туфельках, удивился, как девушка еще не окоченела. Когда они вылезали из кэба, он сунул кучеру купюру и велел выпить чего-нибудь горячего, пока тот ждет.

За чайным столиком, в уютном стеклянном закутке, где рядом шипел пар в трубах, а снаружи пылал блестящий зимний закат, они развили свой план. У мисс Бирс с собой было много денег на покупки, но она вполне готова была пустить эти средства в другое русло — все равно первоначальный восторг от закупок приданого у нее уже прошел. Они мало чем отличались от любого другого шопинга. У Фреда были выдаваемые родителями деньги на жизнь и несколько