Под сенью Святого Павла. Деловой мир Лондона, XIV-XVI век - Лариса Чернова

С конца IX в. значение города резко возрастает благодаря оборонному потенциалу его фортификационных сооружений: именно в это время были обновлены городские стены. Этот факт уже сам по себе позволяет говорить о росте экономики и населения Лондона.

В XI в. столица объединенного англосаксонского королевства переносится из Уинчестера в Лондон, что отражает реальную политическую значимость города, его экономический потенциал. К XI в. Лондон был значительно богаче всех других английских городов: при выплате «датских денег» королю Кнуту Великому в 1018 г. на него пришлась сумма в 105 тыс. ф., то есть более одной восьмой всей суммы, выплачиваемой Англией.

Новый этап в истории Лондона начинается после Нормандского завоевания 1066 г., когда значение его как важнейшего политического и экономического центра становится очевидным. Вильгельм Завоеватель (1066–1087) нашел Лондон цветущим торгово-ремесленным городом с многочисленным населением^[14] и обширными связями по другую сторону Ла-Манша и Северному морю. Это обстоятельство, видимо, способствовало тому, что Вильгельм предпочел не брать Лондон штурмом, а добивался признания своих прав на английский престол в качестве законного наследника Эдуарда Исповедника, гарантировав лондонцам сохранение их старых вольностей и обычаев особой королевской хартией: «Вильгельм, король, дружески приветствует Уильяма, епископа, и Годфри, портрива, и всех горожан (burgesses) Лондона, как французов, так и англичан. И я провозглашаю, что жалую вам все законы и обычаи, которые вы имели во времена короля Эдуарда». Одновременно Завоеватель предусмотрительно взломал городскую стену и встроил на восточных границах Лондона королевскую крепость — Тауэр во многом для того, чтобы в случае необходимости оказывать давление на горожан.

Как показывает история Лондона, важнейшей основой его процветания и жизнеспособности всегда служила торговля. Центром коммерческой активности и после Нормандского завоевания оставалась Темза. Это был жизненно важный путь, связывавший Лондон с постоянно расширявшейся сферой торговых интересов. Благодаря реке Лондон, лежащий довольно далеко, в 80 км от Северного моря, был связан не только с морем, но и с океаном — со всем тогдашним миром. Необходимо отметить и в целом его очень удачное географическое положение с доступным и удобным выходом к морю: от Лондона было ближе до французского берега, чем до Бристоля, до Фландрии ближе, чем до Йоркшира. Ла-Манш не столько отделял Англию от континента, сколько связывал с ним, и главная роль в этом принадлежала Лондону, расположенному на большом перекрестке, где сходились торговые пути из Скандинавии, Прибалтики, Северного моря, Атлантического побережья. Не случайно Уильям Фиц-Стефен, автор «Жития» архиепископа Фомы Бекета, писал в 1173–1174 гг., что в Лондоне «купцы всех народов, живущих под небесами и плавающих по морям, рады вести торговлю. Золото шлют арабы, специи и ладан — сабеи, оружие — скифы; пальмовое масло из богатых лесов — тучная земля Вавилона; драгоценные камни — Нил; Китай — пурпурные ткани; галлы — свои вина, норвеги и русы — беличьи меха и соболей…».

В начале XII в. сфера торговых интересов Лондона включала в себя Северную Германию, Скандинавию, Испанию, Францию и Нормандию.

Во времена Уильяма Фиц-Стефена особенно частыми гостями в Лондоне были французские и нормандские купцы^[15]. Важную роль в торговле играли также купцы из Нижней Лотарингии. Они привозили в Лондон изделия из золота, драгоценные камни, одежду из Константинополя и Регенсбурга, тонкое полотно и доспехи из Майнца, вино. Торговля перцем, специями и воском находилась также в их руках. Датские и норвежские купцы имели право жить в городе по году: очевидно, как и позднее, они привозили лесоматериалы и парусину. Возможно, что через них поддерживалась связь с Русью^[16] и далее — с Востоком. После бракосочетания Генриха II и Алиеноры Аквитанской в середине XII в. и особенно после потери Нормандии в начале XIII в. у Лондона установились тесные связи с винодельческой провинцией Бордо^[17]. К 20-м гг. XIII в. основной поток иностранцев составляли ганзейские купцы из Северной Германии и итальянцы. Последние сумели укрепить свои позиции после изгнания в 1290 г. евреев, заполнив освободившуюся нишу в тех сферах, где те доминировали. Итальянцы создали множество независимых контор, расположенных, в частности, вокруг Ломбард-стрит. Немецким купцам удалось приобрести участок земли поблизости от Темзы, получивший известность под названием «Стальной двор»: здесь, за высокой стеной, хранили зерно, древесину, ткани, краски, меха и другие товары^[18].

В XIV в. английские города — и Лондон в их числе — переживали один из важнейших этапов своей истории. Именно в это время консолидация городского сословия в Англии на основе роста товарного производства и повышения роли города достигла наибольших успехов, но одновременно шел процесс его имущественной и социальной дифференциации. Крупный купеческий капитал активизировался как внутри города и страны, так и во внешней торговле, охватывающей фландрские города (Ипр, Дуа, Брюгге), Байону, Сент-Омер, Геную, Флоренцию, Лукку и пр. Уже в начале XIV в. треть всех товаров, экспортируемых из Англии, погружалась на корабли с набережных Лондона. К середине XIV в. английские купцы смогли захватить большую часть торговли шерстью, потеснив итальянцев.^[19] Если в 1273 г. на долю английских купцов приходилось немногим более Уз экспорта шерсти, то в 1362–1368 гг. — в среднем ежегодно до 71%. Шерсть (45 различных сортов) вывозилась из всех ведущих портов королевства: Лондона, Бостона, Халла, Саутгемптона, Ярмута, Ньюкасла и Линкольна. Но при этом в 1332 г. через порт Лондона проходило уже более 32% всего экспорта, и почти половина его находилась непосредственно в руках лондонских купцов.