Девушка из цветочной лодки - Ларри Фейн

Девушка покраснела и проглотила смешок. Я коснулась ее колена.

— Но таким завидным женихом его делает кое-что, чего у него нет.

На лице невесты читалось беспокойство.

— Чего у него нет?

— Мамы!

Девушка прикрыла рот рукой и захихикала.

— Даже у жены императора есть свекровь, не так ли?

— Верно! Императрица будет ревновать!

Девушка вся расцветала, когда смеялась.

Мы долго говорили о ее отце, который, несмотря на семейное наследие Ченгов, оставался рыбаком, пока не умер во время своего единственного короткого плавания в качестве пирата. Потом мы обсудили любимые блюда и бродячую жизнь жены морского капитана, а тем временем в бухте в сторону нашей части пляжа повернула одинокая быстроходная лодка и остановилась. Оттуда нам махал человек в фиолетовом халате. Прежде чем нос коснулся берега, Чёнг Поу-чяй уже шлепал по мелководью.

Он остановился на мгновение, чтобы прикрыть глаза от солнца, потом расплылся в улыбке и, взметая песок, помчался в новом направлении — не к Ченг Яту, который встал, чтобы поприветствовать его, а ко мне. Одной рукой молодой человек прижимал к груди мешок, другой размахивал, как птичим крылом, словно бы это возвращался из путешествия герой старинных легенд.

Наконец Поу-чяй бросил мешок и, схватив меня за плечи, запечатлел поцелуй сначала на одной щеке, потом на другой.

Я задохнулась от изумления. Что он хотел сказать этим наглым поступком на глазах у всего мира? Ужас! Все щеки, кроме оставленных его губами мокрых пятен, горели огнем.

Парнишка отстранился с кривой ухмылкой, которая наводила на мысль, что это было просто озорство.

— Вот как делают иностранцы на Оумуне.

— Что делают? — уточнила я. Такое приветствие допустимо разве что между любовниками, но я ведь его… я даже не знала, кем была ему теперь, когда он вырос и стал независимым мужчиной. Может, коллегой?

— Они правда так приветствуют друг друга — целуются. Женщины с женщинами, мужчины с женщинами, прямо на глазах у всех! — Поу-чяй ушел к столу, где сидели мужчины, и налил себе чаю.

— Потому что все их женщины — шлюхи, — проворчал Куок.

Поу-чяй рассмеялся.

— Женщины-варвары слишком уродливы, чтобы быть шлюхами. Даже их мужчины так думают, поэтому заводят китайских любовниц.

— Я бы не позволила иностранцу так приветствовать меня, — заявила племянница Ченг Ята. — У них бороды колючие!

Куок Поу-тай засмеялся вместе с нами, но его глаза пронзали Поу-чяя презрением или — хоть я и не решалась это признать — ревностью. И, возможно, не зря. В то время как мой муж озадаченно смотрел на меня, а мужчина, который не скрывал своих намерений, глядел сердито, я ощущала исключительно след губ молодого человека на щеках.

Поу-чяй сам разрушил очарование, махнув рукой в сторону стола, куда выгрузил свой мешок:

— Лакомства для моего младшего брата. И для тебя. — Он вручил мне бумажную коробку, в которой что-то гремело. — Ну же, попробуй!

Внутри лежали маленькие круглые пирожные. Я сказала, что приберегу их на потом, но Поу-чяй настоял, чтобы я попробовала хоть кусочек. На вкус пирожные оказались как опилки, смешанные с пляжным песком, и прилипали к горлу, как замазка.

— Вот это иностранцы называют лакомством? Хватит мне на сегодня варварских обычаев.

— Что ты на самом деле привез? — спросил Ченг Ят.

— Пирожные недостаточно хороши? Ну ладно. Золото вам точно понравится. — И парень швырнул на стол два тяжелых шелковых мешочка.

Ченг Ят развязал один и вытряхнул содержимое с недовольным видом. Я поймала золотую монету, прежде чем она скатилась со стола. Рельефный орел с открытым клювом — испанское золото. В общей сложности всего семь монет — мизерная сумма за защиту почти на два месяца от иностранной концессии.

— Поверь мне, я спрашивал, но Лю поклялся, что больше у них нет, — сказал Поу-чяй, а мне пояснил: — Нелегко продавать пирожные иностранцам.

Лю был нашим шпионом в Оумуне благодаря умению говорить на языке варваров. Честностью там и не пахло.

Куок Поу-тай словно бы прочел мою мысль — по крайней мере, мне так показалось. Он высыпал золото и серебро из другого мешочка себе на ладонь и перевел взгляд на Поу-чяя.

— Насколько мы ему доверяем?

Я не уловила, имеет ли он в виду агента на Оумуне или самого Чёнг Поу-чяя. Почему Куок придирается к парню? Потому что тот поцеловал меня в щеку. Словно я и дальше буду такое позволять и доступна любому мужчине, помимо мужа! Глупая, детская зависть. Однако я не могла даже пошутить, чтобы окончательно не разозлить будущего родича. Свадьба — это не просто возможность породниться семьям, но и звено в цепи, скрепляющей Конфедерацию.

Возможно, Ченг Ят тоже понял намек, поскольку сказал: — Я доверяю своим людям, пока они не дадут повод усомниться в них.

— Надеюсь, ты поручишь мне и следующее дело. Вот это было расклеено повсюду. — Поу-чяй театральным жестом залез в рукав и достал свернутую бумагу, которую с легким поклоном протянул Куок Поу-таю: — Может, почтенный дядюшка прочтет текст?

Куок развернул свиток на столе. Бумага была порвана по краям, сзади остались следы разломанной печати. Наверху иероглифы были напечатаны, а внизу написаны от руки, и между ними стояли две алые печати. Куок нахмурился, изучая свиток.

— Вслух, пожалуйста, — попросил Ченг Ят.

— Воззвание правительства об амнистии, подкуп наших людей для мятежа. — Куок глубоко вздохнул и откашлялся. — Указ о помиловании и перемирии. Какая чепуха! Любого человека, вынужденного служить морским разбойникам, призывают снова стать верным правительству. Все простые моряки, служившие у пиратов, по своей воле или нет, имеют право безнаказанно сдаться. Капитаны, подчинившиеся властям со всеми экипажем и судами, заслужат величайшее снисхождение и избегут справедливого наказания. Более того… Ха! Вот это вам понравится! Любой, кто представит отрубленную голову или уши пиратского капитана или корабельного офицера, тем самым продемонстрирует свое искупление и получит внушительную награду. — Он вел пальцем по аккуратным столбцам иероглифов. — Списки, где и кому сдаваться. На документе стоит официальная печать провинции и генерал-губернатора.

— Это все? — уточнил Ченг Ят.

Хотя я не могла прочитать текст, но поняла, что Куок процитировал только верхнюю половину страницы, с печатными знаками.

— Все дело в том, чего они ожидают, а не в том, что предлагают, — заметила я.

Куок кивнул в подтверждение.

— Думаю, генерал-губернатор хочет, чтобы двор прочел воззвание на официальном экземпляре. Конечно, император никогда не санкционировал бы дополнительные поощрения, которые помощники генерал-губернатора вписали от руки.

Он перечислил подробный список условий и наград. Каждый человек, вновь присягнувший на верность империи, получит десять ляпов серебра, а также