Ольвия - Валентин Лукич Чемерис

— Тайное слово? — крикнул дозорный. — Ты слишком много мелешь языком, а одного тайного слова и не знаешь.

Ясон внезапно громко крикнул:

— Сте-епь гори-и-ит!!!

Дозорные, все как один, испуганно повернули головы к Истру, и в то же мгновение Ясон, сверкнув мечом при свете молнии, наотмашь рубанул одного из них.

— Беги-и, Ольвия!!! — что было духу закричал он и ударил мечом второго перса. — Проща-а…

Громы над Скифией заглушили его слова.

Конь Ольвии, обезумев, рванулся с места и скрылся в ночной тьме — за громами, за молниями…

Ясон отбивался отчаянно и успел зарубить еще и третьего дозорного, но остальные, озверев от ярости, со всех сторон пронзили его копьями…

Хрустнули кости, заструилась по древкам кровь…

И вдруг стало тихо-тихо…

— Вот и кончились мои муки… — сказал в этой тишине Ясон, и персы подняли его на копьях высоко над конем.

Загремело на той стороне, над Скифией, треснуло, грохнуло, словно небо раскололось надвое, и показалось, что кто-то, закованный в железо, на железном коне, прогремел по степи, и все стихло.

— Ольвия, я люблю тебя, Ольвия… — пронеслось по ночной степи, затихая, замирая, пока не смолкло навсегда.

А на скифском небе обильно вставали молнии, и железные всадники на железных конях мчались по степям…

Часть четвертая

Глава первая

Шестьдесят царских узлов

И Атрабан, сын Виштаспа, напрасно уговаривал его не идти на скифов.

Он уже пришел и стоит на берегу Истра, а по ту сторону лежит Скифия, и конь его доброй мидийской породы по имени Верный нетерпеливо перебирает ногами, порываясь на тот берег. О, он еще потопчет своими копытами скифскую землю, как топтал до этого много других земель.

Многотысячное войско готово лавиной хлынуть на тот берег и все смести на своем пути. И мост уже готов, и Кой, главный строитель моста, пав пред ним ниц на фракийскую землю, метет бородой дорогу царю царей к мосту.

За хорошую работу Дарий умеет хорошо благодарить.

— Когда, покорив кочевников, мы вернемся назад, — сказал ему Дарий, — ты придешь ко мне, и я награжу тебя щедро и по-царски за такой мост через Истр.

— О повелитель белого света! — затрепетал от радости Кой. — Твое славное и непобедимое войско перейдет через мой мост, как на крыльях перелетит. На той стороне тебя ждет великая и славная победа, царь царей. И день, когда я построил мост и когда по нему пройдут твои несметные, храбрейшие в мире войска, станет счастливейшим днем не только в моей жизни, но и в жизни моих будущих потомков. Так позволь же, царь царей, славный Ахеменид, именоваться мне так: Кой, строитель царских мостов.

— Кой, ты заслужил такое звание.

И Дарий велел своему глашатаю повелеть писцам, дабы те немедля издали от его имени царскую грамоту: отныне и вовеки именоваться Кою строителем царских мостов!

В тот решающий день, когда все было готово для последнего прыжка персидского льва на саков, именуемых здесь скифами, Дарий и помыслить не мог, что мост Коя хоть и спасет ему впоследствии жизнь — и ему, и войску его, — но станет для него, доселе непобедимого царя царей, мостом в бесславие. И как Кой до конца своих дней будет гордиться мостом через Истр, так он, всемогущий повелитель грозного царства, будет проклинать его.

Ибо тот день, когда он ступит на этот мост, станет последним днем удачи в скифском походе, а за ним наступят дни, о которых он до конца своей жизни больше не будет вспоминать. И ни единого пышного, многословного слова о них не будет высечено в великом его царстве ни на камне, ни на пергаменте, ни на глиняных табличках, как любил он на камне, на пергаменте и на глиняных табличках, обожженных огнем, славословить свои походы для современников и для грядущих поколений.

Он предпочел бы и из истории вычеркнуть эти шестьдесят дней своего скифского похода — не было их, и все тут! — но история, увы, царям не подвластна. Пока царь еще жив и трон под ним стоит крепко, она, история, делает вид, будто ему подвластна, будто какой он хочет, такой она и будет, ведь подвластна ему. Но лишь только он окончит свои дни на белом свете, как она все ставит на свои законные, вечные места.

***

Переправу на скифский берег отложили на утро, хотя военачальники и советовали царю начать ее еще с вечера, при свете факелов.

— К восходу солнца, — убеждали они Дария, — конница будет на той стороне, углубится в степь и внезапно обрушится кочевникам на голову. Тем временем подоспеет пехота. А внезапность — это уже половина успеха.

Дарий и сам был не прочь застать скифов врасплох, но, подумав, решил все же не рисковать в темной ночи, да еще не зная на той стороне дорог. И осторожность взяла верх. Конечно, Ахурамазда его оберегает, но… Но лучше не рисковать и лишний раз не испытывать судьбу. Да еще так далеко от Персии.

Так он подумал, а вслух произнес, чтобы его услышало как можно больше людей:

— Я не вор и не разбойник, чтобы по ночам шастать в чужом краю!

Ответ царя очень понравился присутствующим, и личный царский секретарь — глашатай — тотчас же перенес его на пергамент — для будущих поколений.

Во дворце, в столице царства и в походном шатре Дарий всегда просыпался рано, еще до рассвета, ибо любил на ногах встречать восход солнца. Но в ту последнюю ночь на фракийском берегу Истра он почти не спал. Лег поздно, около полуночи, и только сомкнул веки, как тут же ему приснилось, будто уже утро и он уже на мосту Коя. Легко несет его конь, стук копыт далеко разносится. «Прячьтесь все, трепещите все, — слышится шепот. — Это сам царь Дарий ведет свое войско». И только его Верный, перелетев мост, выскочил на скифский берег, как внезапно треснула земля, берег раскололся, и Дарий, отшатнувшись (а Верный его испуганно захрипел и попятился), увидел в той трещине-расколе человека в скифском одеянии. Присмотрелся Дарий пристальнее — а это сак Сирак. Тот самый Сирак с далеких берегов Яксарта, тот Сирак, который уже однажды вел его войско и завел