Ольвия - Валентин Лукич Чемерис

— Ты-ы?.. — пораженно спрашивает царь.

— Я. — Сирак легко выпрыгнул из расщелины и стал перед Дарием во весь рост. Лицом он был похож, и уши отрезаны, и ноздри вырваны, все сходится, вот только ростом стал будто выше, в плечах шире. Расставив ноги, он упер руки в широкий кожаный пояс и хитро улыбался. И не было в его глазах ни капли страха.

— Ты чего здесь? — спрашивает Дарий.

— Спал в земле, — отвечает сак Сирак, — как вдруг слышу — ты идешь, персидский царь. Дай, думаю, выйду да встречу царя, как и подобает. Земля раскололась, я и встал.

— А чего это ты меня ждешь?

— А чтобы вести тебя к скифам, — и скалит белые зубы.

— Предатель! — кричит ему Дарий. — Ты уже раз вел мое войско, но боги меня тогда спасли.

— Вел раз, поведу и во второй, — невозмутимо отвечает тот сак. — Все равно ты, царь, не знаешь дороги к скифам.

«Странно, — думает во сне Дарий, — мы тогда в степях Яксарта отрубили ему голову и насадили ее на копье, а она снова у него на плечах… Странно…»

А Сирак будто читает его мысли:

— Разве царь не знает, что у меня две головы? Одну ты отрубил за Яксартом, а другую я приладил себе здесь, за Истром.

— Я велю отрубить и вторую твою голову!

— А меня и не убьешь, ибо я умею летать! — вдруг воскликнул Сирак и, взмыв, полетел над степью и исчез вдали.

Дарий что-то крикнул и проснулся. Тускло мерцали ночники, да над медной чашей легко курился почти прозрачный благовонный дымок; снаружи — слышно было — перекликалась стража. Судя по ее выкрикам, была самая полночь…

Дарий хотел было снова уснуть, но не смог. Из головы не шел тот странный сон. И к чему он? Почему тот скиф с далеких берегов Яксарта приснился ему здесь, на берегу Истра, когда он собрался его переходить? И что предвещает сон? К худу ему или к добру?.. Сперва было подумал, уж не предвещает ли этот сон чего дурного о Персии? Не зреет ли там заговор против него? Но ведь на троне он оставил сына. Надежного сына. Собираясь идти на скифов, он, по персидскому обычаю, должен был назначить второго царя. Он тогда долго думал: кого? От первой жены, дочери Гобрия, у него было трое сыновей. Все они родились еще до того, как он стал царем. Еще четверо сыновей родилось от Атоссы, дочери царя Кира. Родились уже после того, как он занял персидский трон. Из первых сыновей старшим был Артабазан, из вторых — Ксеркс. И тот, и другой претендовали на власть. Артабазан уверял, что он старший в роду, а по обычаю предков, власть всегда принадлежит старшему. К этой мысли склонялся и сам Дарий. И хотел было Артабазана оставить царем на время похода, но Ксеркс напомнил ему, что он не просто старший сын царя, но и мать его — царская дочь, и потому власть принадлежит только ему… Дарий посоветовался с атраваном. Слуга Ахурамазды, поглаживая белую бороду, прошамкал, что Артабазан родился тогда, когда Дарий еще не был царем, а значит, и не имеет права на престол, а Ксеркс — в его царствование. Стало быть, ему и принадлежит отцовский трон.

— Мудро и просто рассудил ты, старик, — сказал Дарий и царем на время похода оставил Ксеркса. Да и хваткий он, и сноровки у него на десятерых хватит. Но ведь и Артабазан хват. Такому пальца в рот не клади. И теперь, лежа в походном шатре на фракийском берегу Истра, Дарий думал, хорошо ли он сделал, что царем оставил Ксеркса? А что если Артабазан затеет против него заговор и посеет в царстве смуту? Но ведь Ксеркс не так прост, чтобы дать себя застать врасплох. О, этот Ксеркс хитроумен, таким только и быть царям… Нет, думает он, Ксеркс не допустит смуты в царстве… И Дарий начал склоняться к мысли, что в Сузах все в порядке. Ксеркс не оплошает, настоящий Ахеменид… Тогда к чему этот сон? Не иначе, как он предвещает что-то насчет скифского похода. Но — что? Навязался ему этот сак! Если бы мог, то во второй раз отрубил бы ему голову! Но с него довольно и одного удара персидского меча.

Почувствовав, что до утра он, верно, так и не сомкнет глаз, Дарий приподнялся, оперся на локоть и трижды хлопнул в ладоши. В то же мгновение в шатер осторожно просунулась голова охранника.

— Слушаю, повелитель.

— Позови ко мне атравана.

— Слушаю, мой повелитель.

Голова исчезла, кто-то, мягко ступая, метнулся за шатром, и все стихло. Дарий, опираясь на локоть, смотрел на тусклый огонек ночника и думал о сне, хоть и не хотел о нем думать. Не хотел, но не думать уже не мог, тот сак из головы не шел. Зачем он явился в его сон? Но вот за шатром что-то зашуршало, послышались старческие шаркающие шаги, и в шатер вошел атраван — сгорбленный старец, весь в белом, с белой бородой. Он остановился у входа, подслеповато оглядываясь, увидел царя, прижал к груди маленькие сухие ручки и медленно, с достоинством поклонился, не проронив ни слова. Атраван никогда не ронял лишних слов, и за это его ценил царь. «Немногословные всегда дольше живут», — говаривал он.

— Атраван великого Ахурамазды, — обратился к старцу Дарий. — Я позвал тебя, чтобы ты разъяснил мне странный сон, что только что явился мне на фракийской земле перед землей скифской.

Атраван снова с достоинством поклонился и, как и прежде, не проронил ни слова. Царь пересказал ему свой сон. Старец с минуту молчал, шевеля тонкими и сухими губами, а потом заговорил. Голос у него был тихий, умиротворяющий, слова мудры и тоже навевали покой.

— Сон предвещает: как обезглавил ты Сирака, сака с берегов Яксарта, так обезглавишь ты и саков с берегов Борисфена. Так говорит Ахурамазда своему атравану. Так говорит атраван своему владыке.

— Быть тому, — сказал Дарий. — Иди, старик, спать.

— Атраван не спит, — сказал белый старец. — Атраван, когда земля спит и люд спит, беседует с Ахурамаздой. Великий творец земли и людей с тобой, царь царей. Он ведет тебя к победе, и ты обезглавишь саков за Истром.

Атраван поклонился и белой тенью