Христофор Колумб - Игорь Валерьевич Ноздрин

– Это легко осуществить, – заверил альгвасил. – Мы не заметили до устья реки камней и песчаных отмелей. У берега чистая глубокая вода.

– Завтра поплывем к Гуаканагари, потом отправимся разыскивать Сибао! – пообещал Христофор.

* * *

На рассвете воскресного дня, 23 декабря, Колумб отдал приказ сняться с якорей. Обычно в праздничные дни он старался не выходить в море, так как был человеком набожным, но тут изменил своему правилу. Господь наказал его за это. Встречный ветер утих, с берега дул легкий бриз. От слабого ветра паруса не пузырились, каравеллы еле тащились вдоль берега. Адмирал надеялся, что к полудню появится попутный ветер, и корабли подойдут к устью реки. Затишье предвещало смену ветров. Часа через три береговой бриз исчез, а попутный ветер не пришел. Паруса поникли на реях, корабли замерли на рейде.

Собравшиеся в дорогу моряки изнывали от безделья, им хотелось скорее доплыть до царства Гуаканагари, высадиться на берег. Послы утаили от адмирала пикантные приключения. Женщины мечтали оказать белым людям всякие услуги.

Пока в ожидании ветра корабли стояли в заливе, к ним подплывали лодки индейцев. Колумб приглашал гостей на палубу, выспрашивал о Банеке и Сибао. Туземцы кивали головами, показывали руками на восток, говорили таким тоном, будто приплыли с этих островов. Несколько раз Христофор специально сказал вместо «Сибао» – «Сипанго», аборигены восприняли его как хорошо знакомое слово. Постепенно командующий убедил себя, будто неподалеку лежит Япония, которую нужно обязательно посетить. А ведь эскадра уже три недели потратила на исследование Эспаньолы и поиски Банеке, следовало подумать о возвращении к «материку». Если бы Колумб вернулся на Кубу, продолжил путь к Великому хану, то его заблуждение разрушилось. Вместо этого он решил искать Поднебесную столицу у Сибао и не желал отказываться от розысков Банеке.

Штиль. На море ни облачка! Привычный шум над головой сменился тишиной. Звуки на берегу стали громче, отчетливее. Исчезли волны, поверхность океана превратилась в блестящую гладь. Запахло серой, корабельной смолой; из трюма выполз затхлый, неприятный воздух. Солнце нагрело палубы, наполнило жаром все вокруг. Зачесались от пота грязные тела. По древнему обычаю моряков, испанцы редко мылись, сохраняли на теле жир, предохраняющий от ветра и соли, а теперь страдали от него. Некоторые матросы полезли купаться, другие спрятались под навесы. Каждый спасался, как мог.

Весь день промаялись в гавани в ожидании ветра. Вечером с океана задул бриз в сторону берега, каравеллы медленно тронулись в путь. Навстречу ползли поля и леса, причудливые выступы земли сменяли друг друга. К полуночи проплыли несколько миль, замерли у берега. Ветер исчез, все стихло. Чудесная лунная ночь опустилась на землю.

Утром 24 декабря, в сочельник, с береговым бризом преодолели пару миль и до вечера застряли у мыса. Приближалось Рождество – величайший праздник Христианского мира. На закате дня отслужили торжественную мессу, на ужин получили по второй кружке вина. Неожиданно в темноте задул слабый попутный ветер. Корабли выбрали якоря и медленно, очень медленно, поплыли на восток. Лунный свет разливался по гладкой поверхности моря, видимость берега была хорошей. В двенадцатом часу подошли к мысу, в честь праздника назвали его Святым. Столица касика находилась в полутора милях от мыса.

Утомленный Колумб решил, что корабли не доплывут до Гуаканагари, ушел спать. Накануне он провел без сна около сорока часов. Командир не волновался за судьбу кораблей. Ветер ослаб, каравеллы почти не двигались, «море было спокойным, как вода в чаше», дорога разведанной. Посетившие касика моряки осмотрели прибрежные воды, запомнили опасные места.

Ничего так не утомляет моряков, как затянувшиеся штили да медленное скольжение в безветрие по тихой воде. В первый раз адмирал потерял чувство осмотрительности, покинул палубу, не заякорив эскадру. «Колумб вообще был очень осторожен в своих плаваниях у берегов, – замечает Вашингтон Ирвинг. – Он, не обращая внимания ни на какую погоду, проводил целые ночи напролет на палубе и очень редко доверял своим помощникам, когда впереди предвиделась не только опасность, но даже затруднения».

Хозяин «Санта-Марии» Хуан де ла Коса дежурил с вахтенными матросами. Выпитое по случаю праздника вино сразило шкипера. Наказав рулевому держаться дальше от берега, он отправился спать. Вскоре от безделья захрапели вахтенные, не имевшие работы из-за отсутствия ветра. Вслед за ними прилег у румпеля рулевой, доверил судно следившему за песком в ампольетах юнге. Это явилось нарушением морских правил, да кто помнит о них накануне Рождества?

Хотя ветер утих, течение незаметно увлекало флагман к песчаной банке. Опытный моряк заметил бы буруны у отмели, обратил внимание на слышимый за милю от опасного места шум прибоя. Юнга впервые вышел в море, не знал морской науки. Парень честно выполнял свои обязанности, держал румпель в том направлении, как показал рулевой. «Нинья» плыла мористее «Санта-Марии», на расстоянии пол-лиги от нее, не могла своевременно заметить отмели. Но даже если бы кормчие Висенте увидели опасность, то не подумали бы, что флагман способен угодить в западню на спокойной воде, имея в запасе большое расстояние.

За полчаса до полуночи «Санта-Мария» села на мель рифовой гряды. Сильный удар проломил днище у кормы. Юнга закричал, поднял на ноги команду. Первым прибежал адмирал, за ним – де ла Коса. Колумб мгновенно оценил обстановку, велел шкиперу с матросами сесть в лодку, завести якорь далеко вперед, освободить нос корабля, сидевший не так глубоко, как корма. Де ла Коса спустил на воду шлюпку, спрыгнул в нее с вахтенными и, вместо того, чтобы спасать собственную каравеллу, погреб к дрейфовавшей «Нинье». Христофор в отчаянии кричал ему вслед, но перепуганные моряки не слушали командующего. Приплыв на «Нинью», шкипер рассказал капитану о случившемся несчастье, попросил взять его на борт. Висенте запретил де ла Косе подниматься на палубу, разбранил за трусость, спустил на воду шлюпку со своими людьми, поспешил на помощь Колумбу.

«Санта-Мария» зависла носом на рифе в направлении суши. Прибой поднимал и опускал ее, ударял об острые кораллы. Пока единственная лодка флагмана плавала до «Ниньи» и обратно, а расстояние было значительным, в трюме корабля прибывала вода, каравелла погружалась на дно. Стараясь спасти судно, Колумб приказал срубить грот-мачту. Корабль не приподнялся над грунтом. За центральной мачтой упали в волны фок и бизань, но ничего не изменилось. Киль глубоко врезался в песок, сломался в нескольких местах, разворотил обшивку.

Корабль оседал. Сильные буруны били судно в борт, клонили на бок. Было поздно снимать «Санта-Марию» с банки лодкой. Когда Висенте подплыл к флагману, корабль лег на бок. Вода смыла планширь левого борта, попала в трюм. К счастью моряков,