Воскресший. Повесть - Алексей Николаевич Загуляев

– Вот произошло же с вами самое настоящее чудо. И чует моё сердце, что, кроме всего прочего, есть у вас хорошие новости. Я заметил, вы будто бы улыбаетесь изнутри и всё хотите что-то мне рассказать. А я вот вас, любезный друг, всё в мрачную философию впрячь пытаюсь.

В размышлениях отца Анатолия Антону всё было понятно. Но этим утром ему всё же хотелось улыбаться и верить в лучшее. Он и правда улыбнулся.

– Вы правы, – сказал он. – Письмо от Веры пришло.

– Оправдались ваши ожидания? Что пишет?

– Она счастлива. Замуж вышла. И представляете, я за неё искренне рад.

– И это правильно, Антон Сергеевич, – подытожил отец Анатолий. – Обида – это груз тяжкий, ни к чему он душе.

* * *

Чем дальше они углублялись в чащу леса, тем снега становилось всё больше. Старались идти сначала по проталинам, но так путь получался слишком длинным, могли к вечеру не поспеть обратно, и потому торили дорогу уже по щиколотку в снегу. Ноги мёрзли, а всё тело от беспрестанного движения исходило паром. Солнце пригревало довольно сильно, но сквозь сосновые и еловые кроны едва пробивалось. Лопаты становились всё тяжелее. За версту до хижины Семёна стали появляться следы медведя. Сделалось тревожно. Страх подгонял ещё сильнее.

– Не уверен, что признает меня зверь, – сказал отец Анатолий. – Сколько лет не виделись. Да и он ли – тоже вопрос. Голодный сейчас медведь, ожидать можно чего угодно. Но это уж как Господь положит.

Антону вдруг сделалось как-то не по себе. Но не от мысли от возможной встречи с медведем, а оттого, что вся их с отцом Анатолием затея показалась теперь совершенно не имеющей смысла. Ведь для чего они собрались раскапывать могилу Семёна? Чтобы убедиться, что она пуста? Ну, положим, пуста. Что это значило бы для них? Для Антона это представляло интерес больше научный, а вот со стороны отца Анатолия выглядело, словно проверка Бога. А что если не пуста?! Ох, что если не пуста… Антон окажется тогда лжецом или сумасшедшим. Что почувствует отец Анатолий? Как скажется это на его вере? Но назад ведь уже не повернёшь. Если заговорить об этом сейчас, тогда точно сочтут лжецом, а могилу раскопают пусть и не сегодня, но после, когда выдворят из Елатьмы Антона. Почему раньше никому из них не пришла в голову такая простая мысль? Или, может, отцу Анатолию и пришла, да тот не сказал ни слова?

– Стой, – игумен резко поднял вверх руку и остановился, вслушиваясь в тишину. – Видишь?

– Что?

– За сосной справа.

– Не вижу.

В ту же секунду из-за сосны, на которую устремились взгляды мужчин, вышел медведь, тощий, взлохмаченный, но тем не менее внушающий почтение своим немалым размером, особенно, когда вставал на задние лапы, делая несколько шагов навстречу и грозно рыча.

– Миша! Миша! – обращаясь к нему, прокричал отец Анатолий. – Не признал своих, Михаил? Тихо, тихо. Я это, отец Анатолий. Помнишь? Семёна помнишь? Брат я его, вместе в последний путь провожали.

Медведь перестал рычать, опустился на все лапы и начал вдыхать воздух, пытаясь различить знакомые ноты в запахе незваных гостей. И, по всей видимости, это ему удалось. Он мотнул головой, издал негромкий то ли вздох, то ли приветствие на своём языке, и медленно двинулся в сторону Семёновой избы.

– Признал, слава Тебе, Господи, – перекрестился игумен. – Ты от меня далеко не отходи, будь рядом всегда, а то зацепит, не ровён час.

– Хорошо.

А поджилки-то всё равно тряслись. Человек – он таков, до конца доверия никогда не имеет. Хижину они застали в полуразваленном виде, но земля была нетронутой, медведь не пытался её рыть. Мужчины отволокли в сторону мешавшие копать брёвна, заодно разожгли костёр, чтобы одежду просушить да испечь картошку, предусмотрительно захваченную с собой отцом Анатолием. Медведь помогал расчищать завалы. Для него у игумена нашлось особое угощение – большая банка варенья из красношарки (так здесь рябину все называли). Видно было, что игумен загодя всё продумал. Работа спорилась. Солнце уже спряталось за стволами деревьев, и до сумерек оставались считанные часы, когда лопата Антона наткнулась на что-то твёрдое. Сердце ушло в пятки. Неужели кость? А может, просто крест? Ведь крест должен был бы остаться в любом случае. Антон отложил в сторону лопату и стал копать уже руками. Нет, не крест никакой. Кости! Он почувствовал их пальцами. Отец Анатолий стоял рядом и понуро смотрел в землю, видимо, уже предчувствуя исход дела. Что он думал в эти секунды? Что хотел утвердить самому себе? Временами Антон не понимал намерений и помыслов этого человека. Так и сейчас, подняв голову и наблюдая, как хмурит игумен брови, Антон не мог предугадать, что ему этот человек скажет через минуту. Наконец Антон убрал последние сгустки грязи, облепившие пожелтевший скелет. Отец Анатолий продолжал стоять неподвижно, словно его околдовали. Медведь на краю могилы раскачивался всем телом, фырча и мотая мордой. Антон встал, облокотился всей спиной о мокрые стенки ямы, достал из кармана папиросу и закурил. «Вот оно, значит, как…» – только и пронеслось у него в голове.

– А что, Антон Сергеевич, – промолвил неожиданно отец Анатолий, – картошка, наверно, уже спеклась.

май 2021 г