Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

Андрей закопался в спальник и, помолчав, сказал:

– Я бы, конечно, если бы меня попросили, подумал, чем помочь. Ну, сделал бы крюк, в конце концов. Что такое один час, когда мне этих часов нужно в двадцать раз больше? Но я, видимо, никогда не буду жёстким руководителем…

Он засопел и через минуту спал, ровно похрапывая. Он и в институтской общаге засыпал почти моментально, чему я всегда завидовал. У меня же перед сном обычно всякие мысли в голове крутились. И часто приходилось насильно заставлять себя заснуть, а для этого я начинал считать слонов или верблюдов – то с нуля и до засыпания, то, допустим, с пятисот и обратно. Как в песенке:

Если не спится, считайте до трёх.

Максимум – до полчетвёртого…

Или представлял себе чёрное пустое пространство, в котором ничего нет, даже никаких моих мыслей. Или что-нибудь другое изобретал. Иногда помогало. А просто приказать себе: «Спи!» – не получалось. И я, наверное, тоже не смогу быть жёстким руководителем. Несмотря на имеющийся командирский голос…

8

На следующее утро мы с Гуреевым снова поднялись раньше всех. Потом подал признаки жизни Матвеич, ему надо было дежурить по кухне. Я взялся ему помогать, пока Гуреев разогревал машину. Стас, разбуженный шумом, молча глазел на нас из спальника. Проснулся Андрей и спросил:

– Ну как, погода лётная?

Вошёл Гуреев, отряхивая снег с телогрейки.

– Что, снег идёт?

Гуреев кивнул:

– Пробрасывает.

– Неужели не улечу? – сам у себя поинтересовался Андрей и вскочил. – Что за погода здесь, ёлки зелёные.

– А за окном то дождь, то снег… – неожиданно пропел Стас.

– У тебя как, связь без брака? – спросил Андрей.

Стас угукнул. Потом дошло, и он захохотал.

– Тогда передашь Альберту, что я доехал. А Фёдор сегодня поедет, вчера не мог. Может, к вечеру доберётся.

Матвеич сказал, обращаясь к Андрею:

– Вадим Семёныч пусть не беспокоится. Дома будут в срок. Как штык.

– Пуля дура, штык молодец, – снова пропел Стас.

– Настроение в коллективе бодрое, – отметил Андрей. – Так и доложу.

Мы позавтракали и погрузили шмотки в машину. Довезли Андрея до аэропорта, а сами двинулись по вчерашнему маршруту. В утреннем полусвете было видно, как по дороге мела позёмка, в стёкла кабины иногда дробно стучала снежная крупа. Проехали «город», а дальше на каждом километре встречались заснеженные палатки, жилые вагончики, разная импортная техника: японские подъёмные краны «Като», японские же бульдозеры «Комацу», американские бульдозеры «Катерпиллер», те же «Магирусы». Между ними изредка мелькали наши КрАЗы и вахтовые ГАЗ-66 с будками. Где-то валили лес, где-то ровняли насыпь, сооружали мостовые опоры. Картинка впечатляющая… К половине одиннадцатого въехали в Гоуджекит. Пообедали в столовой и стали искать почту. Нашли её на первом этаже капитальной брусовой двухэтажки в центре посёлка, а на втором этаже располагалось учреждение, именуемое «строительно-монтажный поезд», вход туда был через отдельный подъезд.

Я распрощался с Гуреевым.

– Может, мне подождать немного? – предложил он. – Вдруг не найдёте лыжню? Снежок сыплет всё-таки.

– Да нет, не надо. Не такой уж он густой, всю не занесёт, – возразил я. – Езжайте.

– Ну смотрите, – ответил Гуреев. – Тогда я поехал на Даван, к Семёну. Счастливо вам…

Мы пожали друг другу руки, и он сел в кабину. А я надел поудобнее рюкзак, подхватил лыжи и пошёл искать Андрееву лыжню.

На край посёлка я вышел быстро и сразу увидел широкую просеку, на которой стояли высокие ажурные опоры, держа провода в сжатых кулаках изоляторов. Где-то здесь должен быть лыжный след. Но, посмотрев в обе стороны, на ровной снеговой поверхности я не заметил ни морщинки.

«Всё-таки занесло, – понял я, – зря отпустил Гуреева». Но тут же прогнал сожаление. Ничего не сделал, не попытался найти – и сразу сдулся. Ведь где-то же Андрей пересёк ЛЭП! Значит, если я пойду вдоль по ней, обязательно встречу хоть какие-то признаки лыжни.

За снежной полосой просеки, как и говорил Андрей, был негустой лес, просвечивающий до самого подножия хребта. Прямо передо мной за лесом виднелся распадок, справа густой лесной порослью трассировались ещё несколько. Левее распадков не было, только сплошной заснеженный склон. И я, надев лыжи, специально забрал ещё на пару сотен метров влево, чтобы наверняка, потом шагнул на просеку и пошёл направо, от опоры к опоре.

На широких охотничьих лыжах мне передвигаться не приходилось, но я сразу понял, насколько это было бы удобнее. Потому что беговые лыжи глубоко проваливались в снег, ведь на плечах был не такой уж маленький груз, и, если бы не палки, на которые я всем телом опирался, мне пришлось бы уже несколько раз кувыркнуться в сугроб. Но самое неприятное заключалось в том, что нигде не угадывалось даже намёка, что вчера здесь прошёл человек. Я пробороздил по просеке, наверное, километра два, пока не понял, что след замело напрочь. Если он был, конечно… Может, я что-то неправильно понял, и Андрей выходил где-то в другой стороне? Да нет же, вот рисунок: почта, гостиница, ЛЭП. Это снежок с ветерком мне удружили, тем более что на просеке им есть где разгуляться. Вот в лесу что-то могло бы сохраниться…

Надо зайти в этот редкий лесок и поискать лыжню там. И я повернул в сторону хребта, дошёл до леска и, углубившись немного, навострил лыжи в противоположном направлении. Проутюжил лесок на те же два километра, внимательно осматривая неглубокие ложбинки и участки, где деревья росли чаще. Там, конечно, могли бы остаться следы, но ведь Андрей шёл, где легче, то есть как раз огибал такие места. И я снова не нашёл никаких признаков лыжни.

Скинув рюкзак, я присел на упавший ствол перекурить и стал думать, что делать дальше. Опять несолоно хлебавши возвращаться в посёлок? И снова каждое утро без толку шляться в аэропорт? А потом ловить усмешечки Стаса и Матвеича, а то и Гуреева и плотников. И терять завоёванный авторитет, – а в том, что он среди них у меня был, я не сомневался… Нет, возвращаться мне нельзя. До участка всего километра три осталось. В распадке, где ветра быть не должно, лыжня наверняка сохранилась… Но в каком? Я только сейчас сообразил, что распадки, в том числе и тот, куда мне нужно, Андрей на своей схемке не показал. А я и не попросил. До того мы были уверены, что с лыжнёй за ночь ничего не сделается.

Ну что ж,