Футбол 1860 года. Объяли меня воды до души моей… - Кэндзабуро Оэ

рассматривал днем из бойницы. Перед его мысленным взором отчетливо всплыли закрытые окна. Он снова попытался рассмотреть, что делается внутри павильона за открытыми окнами. Но движения огонька там больше не было видно – стояла кромешная тьма, как на дне реки. Возможно, на окнах задернули занавески. Он вдруг вспомнил искушающий голос девчонки, и притом так отчетливо, будто он исходил из той тьмы: может, переспим в гримерной ***?

Девчонка говорила про гримерную выдающейся кинозвезды, на рекламу которой тратилось процентов десять капитала всей японской кинопромышленности. Эти непристойные и вместе с тем имеющие конкретное содержание слова искушения, а если использовать ходячее выражение кинорекламы – «соблазнительные слова», сказанные неподалеку от разваливающейся киностудии, взволновали Исана. Как-то, чтобы договориться о контракте, Исана ходил к одной кинозвезде – старый политик, больной сейчас раком горла, решил попотчевать ею своих зарубежных гостей – и увидел, что в жилище актрисы, представляющем собой сочетание детского нарциссизма и властного стремления к богатству, даже не пахнет эротикой. И тем не менее «соблазнительная фраза»: Может, переспим в гримерной ***? – вызвала у него сладкие грезы.

Эти грезы о «символе секса на серебристом экране» благодаря гротескным преувеличениям с предельной откровенностью и в то же время интимностью воплощают то, чего недостает в реальной жизни всем, к кому обращен такой призыв. Напоминают, что сцена, на которой оживала мечта, покрыта пылью и кое-где поломана, как и сама находящаяся в запустении киностудия. В воображении возникает идущая по пятам девчонка с горящими глазами и ртом – открытой раной, которая произносит непристойные слова, будто именно они необходимы и неизбежны. Эти слова лучше любых действий, самой изощренной тактики, к которой прибегает девчонка, заставляют тех, к кому они обращены, забыть разумную осторожность, вселяют непокой и решимость. Исана смотрел в свой бинокль, испытывая удовольствие от мысли, что и его ведут туда же…

Но вот реальное воплощение этой мечты – причем в совершенно неожиданном виде – появилось в бинокле Исана. Призматический бинокль с одинаковой четкостью просматривает пространство в глубину, поэтому, например, если в поле зрения два дерева, стоящие друг от друга на некотором расстоянии, то глаза через наведенный бинокль могут свободно выбирать в качестве объекта наблюдения и дальнее и ближнее. И вдруг в окулярах бинокля, через который Исана, погруженный в мечты, рассеянно рассматривал появляющиеся в его поле зрения предметы, снова оказалось окно павильона и в нем выходящая из темноты на свет совершенно обнаженная девушка, похожая на деревянную куклу. От ключиц и выше она была скрыта проемом окна (значит, она поставила у окна какой-то предмет и взобралась на него), поэтому у Исана не было оснований утверждать, что это та самая девчонка. Было лишь предчувствие. Ее тело было абсолютно лишено жира, но грудь сильно выдавалась вперед. Она повернулась спиной и встала на четвереньки… Потом, не оборачиваясь, слезла с возвышения и исчезла во тьме, и вместо нее появился подросток, который, высунувшись из окна, пристально смотрел в бинокль прямо на Исана.

Исана уже предполагал, что у них есть бинокль, в который они наблюдают за ним. Но после шоу, устроенного обнаженной девицей, это открытие привело его в смятение. Поддавшись наивной иллюзии, что если он перестанет смотреть в бинокль, то и подросток уберет свой, Исана то отводил от глаз бинокль, то снова приближал его к глазам.

– С какой целью вы все время шпионите? – послышался заглушаемый шуршанием листвы на ветру голос, исходивший, казалось, от души деревьев, воплотившейся в вишне.

Обернувшись, Исана увидел, что за его стулом и стулом Дзина, укрывшись за ствол вишни, стоит парень, с которым он уже встречался в парке. У входа в убежище застыл еще один, по обеим сторонам дороги, идущей вниз по косогору, стояло еще человек двадцать, наверное. Как и в тот раз, когда они устроили загон, подростки даже не смотрели в сторону Исана, но было ясно, что они следят за каждым его движением.

– Мы уже давно знаем, что вы наблюдаете за нами в бинокль через смотровую щель своего блиндажа, – сказал парень мягко, увещевающе, и в его узких глазах, точно прорезанных острым ножом, желтым огоньком сверкнуло негодование. – Вы ведь и сами не станете отрицать, что подглядывали за нами в бинокль? Что вы увидели в окне?

Исана с досадой почувствовал, что краснеет. Он заметил, что мальчишки стараются казаться безразличными, но от удовольствия, которое не могут скрыть, даже поводят плечами. Правда, парень, разговаривавший с ним, сохранял на бледном, худом лице полную бесстрастность и лишь отвел от Исана узко разрезанные глаза. Его выпуклый лоб мягко пересекала наискось прядь волос. Лицо, казалось, затаило готовую вырваться наружу ненависть, но профиль у него был мягкий и никак не вязался с представлением о насилии. Но когда он посмотрел наконец на Исана и, судорожно напрягши тонкие, четко очерченные губы, снова заговорил, Исана ясно увидел, как его мягкий профиль исчез и в лице появилось что-то зловещее.

– Может, повернете стул ко мне? Пока не выясним всего, мы вас не отпустим, как в прошлый раз. А в такой позе вы долго не высидите.

Исана послушно поднялся со стула. По тому, как быстро реагировали подростки у него за спиной на это незначительное движение, Исана понял, что они представляют собой хорошо обученную личную гвардию. Осторожно, чтобы не толкнуть стул Дзина, он повернул свой.

– Подложите под ножки камни, а то еще опрокинетесь.

Исана, присев на корточки, стал укреплять ножки стула – в листве вишни свистел порывистый ветер.

– Если собираетесь запустить в меня камнем и убежать, – откажитесь от этой идеи. Мои дружки неотрывно следят за вами. Сразу поймают, – снова раздался сквозь шум листвы голос парня, обдавший Исана с зажатым в руке камнем, как ушатом холодной воды, – да и можете ли вы убежать, когда мальчишка здесь останется? И куда вы побежите?

Исана аккуратно подложил под ножки стула плоские камни и сел, заранее предвидя, что переговоры с парнем будут долгими.

– Никуда я не собираюсь бежать. Мое место здесь, – сказал Исана.

Он уже понял, что бежать невозможно, а если он попытается оказать сопротивление, то все равно не справится с парнем, за спиной которого стоит его верная гвардия; и никто ему не поможет – поблизости ни души. Махнув на все рукой и ожидая, что сейчас его начнут избивать, он и возразил-то просто так, используя расплывчатое слово «место».

– Мои ребята такие, знаете, если за кем погонятся, то, пока не догонят и не изобьют, не успокоятся, – снова пригрозил парень.

– Хотел бы я на