Господин Гексоген - Александр Андреевич Проханов

Избранника. При этом противником не были вскрыты планы операций, не были засвечены исполнители. Твой опыт, отвага, твой оригинальный подход обеспечили победу. Раньше за это награждали Звездой Героя. Теперь, не сомневайся, ты будешь вознагражден по высшему разряду. Акциями, счетами в банках, участием в совете директоров крупных корпораций… – Гречишников торопился ублажить и обнадежить Белосельцева, не оставляя ему пути для отказа.

Белосельцев чутко слушал, стараясь предугадать ход разговора, уловки собеседника, фигуру умолчания, отвлекающий ворох слов, в котором укрыто едва заметное слово, спрятана быстролетная прозрачная мысль, из которой, как буря, вырвется следующий этап проекта, наполненный дымом и кровью, стенающими, растерзанными на части людьми.

…Он мысленно опускался в старомодном лифте, сохранившем эстетику послевоенных времен. Плафон, закрепленный в бронзовой раме с маленькими звездочками, скрещенными пушками и снопами колосьев. Тусклое зеркало, помещенное в золоченый багет. Стены, обитые натуральной, слегка потертой кожей. Убранство лифта напоминает правительственный пульмановский вагон, в котором Вождь, уединившись в мягком купе, смотрел на мелькающие русские дали, стремясь из Москвы на Кавказ, поднося к губам прокуренную сладкую трубку…

– Однако теперь, когда состоялся прорыв Избранника и он вплотную приблизился к Истукану, стал его любимцем, духовным сыном, когда мы приступили к созданию утонченной методики, которая позволит Избраннику стать Президентом, в этот момент стали сгущаться тучи. Враги опомнились, и теперь стремятся к реваншу. Они хотят сокрушить Избранника, сбросить его с пьедестала. – Лицо Гречишникова изображало высшую тревогу. Глаза, обращенные на Белосельцева, искали поддержки, требовали веры и понимания, взывали о помощи. – Создается заговор против Избранника. Объединяются посрамленные политики и генералы-неудачники. Группируются либералы, испуганные взлетом Избранника. Собирают на него компромат подкупленные спецслужбы. Иностранные послы шлют в свои столицы тревожные шифрограммы. Стараются настроить против Избранника президентскую дочь. Нашептывают, наговаривают самому Истукану. И главными заговорщиками оказались Зарецкий и Астрос. Они не достигли своих стратегических целей. Астросу не удалось сделать главой правительства Мэра. Зарецкий не смог удержать на этом посту безвольного, преданного ему с потрохами Премьера. Оба магната стали врагами Избранника…

…Он вышел из лифта, оказавшись в длинном туннеле, облицованном гранитом и мрамором. Он шагал под светильниками с мягким матовым светом, и каждый из них напоминал античный факел. На стенах были мозаики, изображавшие солдат и матросов, крестьян и рабочих, армады летящих в синеве самолетов, лавины идущих танков. Сверкал огромный, в бриллиантах, орден Победы. Сияла многоцветная фреска, изображавшая дружбу народов. В туннеле дул мягкий теплый ветер. Под ногами чуть слышно цокал гранит. Его тень возникала и пропадала от лампы к лампе…

– Генерал Суахили, создавая проект, учил: противодействие по мере продвижения к цели будет возрастать непомерно. Трудно достичь победы, но труднее стократ ее удержать. Враг станет объединять свои силы, будет наносить вероломные болезненные удары. И его следует сокрушить беспощадно. Если враг не сдается, его уничтожают. – Лицо Гречишникова стало жестоким. Как под резцом скульптора, в нем обозначились будто каменные уступы и вмятины. Он стал похож на плакат, где изображались чекисты с карающим мечом революции. – Так говорил Суахили. Так поступал Дзержинский. Так завещал нам товарищ Сталин…

…Он прошел туннель, пересекая под землей Красную площадь, по которой бродили зеваки и фиолетовый негр из Ганы в белых носках с наслаждением лизал мороженое. Туннель завершался створками закрытых дверей из темных дубовых досок, обитых медью, с бронзовыми узорными ручками. Над дверями был высечен барельеф с траурно склоненными знаменами, лавровыми венками, с приготовленным для салюта оружием. Он стоял перед закрытыми дверями, чувствуя, что по ту их сторону скопились таинственные молчаливые силы, неслышно давящие на двери. Ветер, веющий в туннеле, был следствием этих плотных неведомых сил…

– Мы должны устранить обоих магнатов, которые стали главным препятствием для Проекта Суахили. Должны это сделать немедленно, до начала их разрушительной деятельности. Нанесем превентивный удар! – Глаза Гречишникова блеснули в окаменелом лице, словно в них открылся розовый самоцвет. Лицо странно озарилось, будто его осветили снизу, и он стал похож на католического монаха в подземелье, держащего у подбородка свечу. Белосельцев с изумлением смотрел на этот лик иезуита с горбатым носом и выгнутым подбородком, на искрящиеся слюдяным блеском глаза. – Мы должны помирить Астроса и Зарецкого, соединить их вместе и одновременно обоих прихлопнуть. От них устало общество. Их устранение будет с восторгом воспринято народом. Избранник, которому мы припишем славу их устранения, будет обожествлен народом как избавитель. Мы заманим их в ловушку, и они в нее попадут. Мы помирим враждующих магнатов. Мы с тобой миротворцы, а значит, будем наречены сынами Божиими. Ловушка готова. Стол накрыт, пылают свечи. Через несколько минут они будут здесь…

…Белосельцев толкнул тяжелые дубовые двери. В смуглом сумраке, на постаменте, накрытый хрустальным колпаком, освещенный красноватым светом, лежал Сталин. Золотые пуговицы мерцали на его военном мундире. Желтоватая кисть руки, выступая из широкого рукава, покоилась на груди. Седые усы были подстрижены и расчесаны. Пепельные волосы аккуратно уложены. В глазных впадинах, где были крепко сомкнуты веки, скопились коричневые тени. Он казался живым, спящим. В склепе было прохладно, работали неслышные вентиляторы, шла циркуляция воздуха. Приборы поддерживали температуру, давление, влажность. Казалось, лежащий под стеклянным колпаком вождь был усыплен, подключен к искусственному дыханию, к искусственному кровообращению. Он лежал в живом забытьи долгие годы, не слыша катившейся и бушевавшей над ним истории.

– Ты согласен помочь?.. Там, на набережной, на месте расстрела, ты говорил о служении, о русской Победе!.. Ты, я – мы служим русской Победе!.. Жертвуем, переходим из огня да в полымя, теряем последние силы, но нас вдохновляет, ведет вифлеемская звезда великой русской Победы!.. Ты согласен помочь?.. – Лицо Гречишникова было утонченным, вдохновенным. Он напоминал чтеца-декламатора, читающего пушкинскую оду «Вольность». Он требовал от Белосельцева немедленной жертвы.

…Сталин в стеклянной гробнице был живой. Он дремал под легкий шум вентиляторов, в дуновениях прохладного воздуха, слегка освещенный рубиновым ночником. Голова его морщила подушку. Эполеты золотились на праздничном кителе. Наступит момент, когда вспыхнет яркий электрический свет, люди в белых халатах поднимут стеклянный колпак, сделают в желтоватую руку легкий укол. Сталин вздохнет, откроет глаза, начнет подниматься. И на Красную площадь, на гранитный брусок Мавзолея, приветствуя толпы новых народившихся поколений, шеренги белоснежных спортсменов, колонны рокочущих танков, выйдет вождь, улыбаясь, помахивая рукой. И синее небо наполнится серебром голубиных стай…

Белосельцев очнулся. Накрытый стол. Свечи в стеклянных подсвечниках. Человек с оранжевыми глазами витютня настойчиво, зло вопрошает:

– Согласен?.. Готов помочь?..

– Согласен, – сказал Белосельцев, – ведь недавно я уже был миротворцем.

Гречишников подошел к окну, стал рассматривать площадь, стараясь заглянуть за раму. Он вытягивал шею, наклонял голову, обретая еще