Алчность - Анита Берг

все вещи по своим местам, и, естественно, мне захотелось, чтобы ты стала первым человеком, который все это увидит. Я даже восстановил прежнюю обстановку в твоей бывшей спальне.

— Дитер, у меня просто нет слов! — Обращенные на него глаза наполнились слезами. «Мама, ради Бога, только не надо плакать!» — мысленно произнес он.

— Долго же ты не приглашал ее, — многозначительно сказал его брат по матери Даррен, теперь высокий, довольно вялый молодой человек двадцати двух лет, одетый согласно моде тех времен в костюм из мягкого бархата.

— На восстановление всей обстановки ушло более трех лет. Замок был в ужасном состоянии, и мама наверняка огорчилась' бы, увидев его. Я решил, что он должен выглядеть точно таким, каким она его помнит, — ответил Дитер, про себя пожалев, что его отчим и брат сейчас здесь, а не в своем жутком доме. Он мечтал о том, чтобы мать, как когда-то давно, принадлежала только ему, но Софи настояла на том, чтобы привезти с собой всю свою семью. Дитеру оставалось лишь утешаться тем, что старший сын Боба, Лэнс, отказался приехать.

Все десять дней, в течение которых Софи жила в замке, Дитер ловил себя на мысли, что слова и поступки матери ставят его в тупик. Она заметно потолстела, хотя это было последнее, чего он от нее ожидал; почти не пользовалась косметикой и ничего не делала, чтобы скрыть морщины или закрасить седину. Она носила безвкусные вещи из синтетических тканей и выглядела так, будто сошла со страниц дешевого каталога товаров, высылаемых по почте. В замке она явно чувствовала себя не в своей тарелке, в том числе неловко вела себя с прислугой.

Неужели Софи из его воспоминаний была лишь сном? Была ли она когда-нибудь той элегантной, утонченной, чуточку взбалмошной француженкой, которую он помнил? Он теперь радовался тому, что запланировал приезд матери на время, когда его бабушка отдыхала на юге Франции: графиня ни за что не узнала бы в этой женщине тот образец совершенства, который ей описывал Дитер. Без сомнения, надменная аристократка заставила бы Софи почувствовать себя здесь еще более неловко.

— Мама, почему ты не тратишь свои деньги на хорошие вещи? — как-то спросил он, обратив внимание на то, что Даррен каждый день надевает новый костюм, а Софи, похоже, взяла с собой лишь парочку платьев.

— О, я уже давно не интересуюсь тряпками, — чуть натужно рассмеялась Софи.

— Тогда на что идут все те средства, которые я тебе высылаю?

— Да так, то на одно, то на другое, — сделала она неопределенный жест.

— Мама, ответь же мне! — настаивал Дитер.

— Поверь, мне есть куда их тратить. Я хочу сказать: Боб получает немного, а… он так талантлив…

— Талантлив? Боб? И в какой же области?

— Нет, я говорю о Даррене. Он очень хороший музыкант, знаешь ли. Однажды он затмит самих «Битлз».

— Мама, я мало что знаю о шоу-бизнесе, но мне известно, что пробиться наверх там очень сложно.

— Да, ты прав, и именно поэтому мы с его отцом настояли на том, чтобы он сначала получил хорошее образование. Он учится в политехническом институте, а в свободное время занимается музыкой.

— А ты платишь за его образование, инструменты, костюмы?

— Ну да… Я не думала, что ты будешь против.

— Я не против, мама, это твои деньги, и ты можешь расходовать их как угодно. Но я действительно рассчитывал, что ты хоть что-то будешь тратить на себя.

— На себя мне денег не хватает. — На лице Софи появилось решительное выражение.

Не хватает? Мама, на то, что я даю тебе, можно прокормить несколько семей!

— А мне нужно больше!

— Я уверен, что на Даррена, а не на себя.

— Ему необходимо более качественное оборудование, иначе он не достигнет успеха. Музыкальный мир жесток. Видишь ли, Дитер…

— Нет, мама, я не хочу тебя слушать.

— Ты ревнуешь, так ведь? Ревнуешь потому, что он мой сын, мой ребенок! — Голос Софи сделался пронзительным, она определенно рассердилась.

— Нет, мама. По правде говоря, он мне не нравится.

— Но как ты можешь говорить такое о собственном брате? Знаешь, Дитер, иногда мне кажется, что у тебя большие проблемы — ты так холоден.

— Нет у меня никаких проблем. Проблема заключается в Даррене: он слишком ленив, чтобы что-то делать самостоятельно, и всегда будет качать из тебя деньги. Сомневаюсь, что ему хватит жизненных сил, чтобы добиться хоть какого-нибудь успеха — не говоря уже о том, чтобы превзойти «Битлз»!

— Даже слушать этого не хочу! — Софи закрыла уши ладонями.

— Я и не сомневался: разве можно критиковать твоего драгоценного бесполезного Даррена? Мама, ты прямо-таки помешалась на нем.

— Что ты сказал? — вскочила на ноги Софи. — Почему бы тебе ни признать, что ты не хочешь помогать лишь потому, что ты гадкий человек? У тебя так много денег, но ты отказываешься помочь своему маленькому брату! Ты всегда был эгоистом! Ничего не изменилось: помнишь, как ты в Берлине прятал от меня значки и оружие? Мы могли бы использовать их намного раньше!

— А ты не забыла, на что потратила все то, что мы выручили за них? — гневно возразил Дитер.

К несчастью, эта размолвка переросла в грандиозную ссору. Мать оскорбила его, и он, потеряв контроль над собой, ответил ей тем же. Как оказалось, он был бездушным, бессердечным сыном и сквалыгой. Дитер услышал, что он был просто невозможным ребенком, а Софи — что она никогда его не любила и была легкомысленной матерью. Дошло до того, что мать заявила Дитеру, что он испортил ей жизнь и что лучше, если бы он вообще не родился на свет. Он же ответил, что больше не хочет ее видеть…

Софи быстро собралась и уехала, и тогда на Дитера навалилась черная беспросветная тоска. Он вновь почувствовал, что его предали, но потом подумал: почему это так важно для него? Разве он не забыл мать еще много лет назад, разве не решил, что больше не любит ее? Да и вообще, он взрослый мужчина, какая разница, что говорит ему мать? Да, он навещал ее, но лишь из чувства долга. Если Софи и впрямь думает то, что сказала ему, так тому и быть: он еще раз забудет ее. «Все это не имеет абсолютно никакого значения», — твердил он себе.

Но деньги по-прежнему регулярно пересылались в Англию.

Пять лет спустя, когда Дитеру было тридцать девять, он как-то проснулся с мыслью о том, что стал почти затворником. Его характер постепенно менялся, и когда он осознал случившееся, это потрясло его. Оглянувшись