Голубое марево - Мухтар Муханович Магауин

нее всем подружка. На трудном пути к счастью, которого я достиг, она, оказывается, сыграла особенную роль. Когда Кульмира бывала не в духе, она, оказывается, несколько раз насильно ее одевала и выталкивала ко мне на улицу. К самой Алии ходил сероглазый малорослый парень со следами оспы на лице, по имени Кошим. Всегда красиво одевался, с иголочки. Черный костюм, черный галстук с крохотным узелком, черные остроносые туфли, белая рубашка с накрахмаленном воротничком, белые носки — все по последней моде. Близко мы не познакомились и разве что иногда, здороваясь, кивали друг другу. Чувствовалось, что он еще не достиг моего уровня, но было также видно и то, что он не простой претендент, а отобранный, имеющий какие-то надежды. Только уж что-то слишком затянулось испытание: когда я начинал карьеру, у него, кажется, был уже кое-какой стаж, а он все на том же положении. Алия, говоря, что ей некогда, порою не выходит к нему, и эта ситуация повторяется в последнее время что-то слишком часто.

Ну, а я… я, как старый солдат царской армии, испытавший на своем веку немало кровопролитных сражений, двадцать пять лет в порядке долга мытарившийся с погонами на плечах, а теперь считающий по пальцам, сколько месяцев, сколько дней осталось до возвращения в родную деревню, я был близок к тому, чтобы сполна расквитаться за все унижения на любовном фронте, которые претерпел от женского пола с тех пор, как вступил в пору зрелости: предстоящей осенью мы с Кульмирой решили пожениться. Соответственно этому прежнее любовное расписание было отменено, и я ходил к своей девушке, невзирая на время суток, в любой понравившийся мне час.

И когда бы я ни шел, всегда у дверей общежития видел съежившегося Кошима.

Была суббота. На экраны вышел чрезвычайно интересный, говорили — потрясающий фильм под названием «ЧП». Натолкавшись в очередях, я с грехом пополам достал-таки билеты. Кульмира, оказывается, тоже сидела наготове — ждать не пришлось. Когда мы спустились на улицу, дорогу нам преградил Кошим. Хотя день был и не морозный, мягкий, но все-таки середина зимы, а одет он был легко — может быть, от этого у него был бледный, осунувшийся вид? Раньше, когда, одетый с иголочки, ходил твердой, уверенной походкой, гордо развернув плечи, его маленький рост не бросался в глаза, а теперь, с опущенными плечами, он стал совсем с мизинец…

— Сестренка, — сказал он. — Кульмира… Вызовите мне Алию, пожалуйста…

— Алии нет, — холодно сказала Кульмира, окидывая Кошима взглядом с головы до ног.

— Простите… — пробормотал Кошим, голос у него был совсем робкий. — Простите, пожалуйста, но я сейчас видел в окно — Алия дома.

— Какой вы, однако, интересный парень, — сказала Кульмира, иронически, усмехаясь, сердясь, вместо того чтобы смутиться, что ее уличили во лжи. — Пристали и никак не отстанете. Что ж я могу поделать, если она вас и видеть не хочет?

Кошим потерянно стоял перед нами, не в силах произнести ни слова.

— Слушай, — сказал я Кульмире, испытывая неловкость за ее поведение. К тому же мне было жаль Кошима («У всех носящих шапки — честь одинакова»). — Позови.

— Не выйдет ведь, — сказала Кульмира, повернувшись ко мне и разом потеплев лицом.

— Вытащи. Сагитируй.

— Приказ ваш выполнен. Сейчас наша Алия выдаст вашему Кошиму его порцию, — сказала Кульмира, пожимая мне пальцы, когда вернулась и мы отошли от Кошима.

— Тогда зачем же она целых полгода морочила ему голову?

— Разве человек не ошибается? А этот как еще разоделся! Будто инженер. Сказал, что на АЗТМ работает… А оказался вовсе и не инженером, а рабочим. В университет, не то на филфак, не то на физмат, три раза подряд экзамены сдавал, такой удалец, и не попал.

— Нынче поступит, — сказал я. — Обязательно поступит. Сейчас, кто с производства, в первую очередь берут.

— А, пусть! — сказала Кульмира, сморщив нос. — Теперь уже все равно. Алия нашла себе парня. В горном институте учится. Великолепная фигура, густые черные брови, такой симпатичный… Красивый парень. — Она помолчала немного. — Разве в этой Алии есть что-нибудь, чтобы парни заглядывались? — сказала она потом, качая головой. — Говорят же, пути господни неисповедимы. Такая никудышная девчонка, и попудриться-то как следует не умеет, а какого парня себе подцепила! Он сейчас на последнем курсе, конечно, женится на ней…

Я не нашелся, что сказать — ни в поддержку, ни в осуждение. Я впал в какое-то странное, окаменелое состояние. И даже не решался посмотреть в лицо своей девушке. Так молча мы и шли под руку. Потом Кульмира, видимо, почувствовала, что наговорила лишку, быстро глянула на меня и прижалась к моему плечу, будто сильно продрогла. Стала вспоминать некоторые эпизоды наших первых встреч, вспоминала — и смеялась. Я согласно кивал головой, но не в силах был выдавить из себя ни слова.

— Знаешь, — сказала наконец Кульмира, когда мы уже подходили к кинотеатру «Казахстан», — я тебя ни на кого не променяю!

Высвободив свою руку из ее, я обнял Кульмиру за талию.

— Я ведь не вещь, которую можно обменять.

— Нет, ты вещь, моя собственность.

— Ну хорошо, если берешь меня навсегда, согласен быть и вещью.

— Ой, Салтыкенчик…

— Кто, ты говоришь?

— Салтыкенчик… Я теперь всегда буду тебя так называть. Значительно и красиво.

— Самое значительное имя, которое знаю, — сказал я, — это имя, которое с утренней молитвой дал мне отец: Салахитдин.

— Такое старомодное…

— Ну так зови меня как товарищи по курсу, — Саладин, на европейский манер. Знаешь, кто это — Саладин?

— Знаю, знаменитый герой, участвовавший в походе крестоносцев[65].

— Подумай.

— Да-да, я в книге одной читала. Друг английского короля Ричарда Львиное Сердце. Он барон был.

— Перепутала ты все.

— Пусть, мы же не историки, нам все равно. Почему тебе не нравится имя Салтыкен? Был же такой хороший писатель — Салтыков по имени Щедрин.

— В русской истории была и Салтычиха…

— Все равно я больше не буду звать тебя по-прежнему — Салкен. Салкен — Сакен. Сакен Сейфуллин…[66] Какой он красивый мужчина… такие тонкие красивые усы, точь-в-точь как Сейфуллин. Я про нового парня Алии говорю. Его тоже Сакеном зовут.

Сердце у меня заныло. Я почувствовал что-то похожее на тошноту, словно опился маслом.

3

Прошло около недели. Началась зимняя экзаменационная сессия. Как водится, перед нею были зачеты, и я сдал их вполне удачно; как говорится, и дух из меня вон, и из головы тут же все вылетело. Конечно, позиции мои были шатки, но благодаря своему трехлетнему опыту, там, где не знал точно, говорил в общем, а где не знал и в общем, плетя черт-те что, как