Том 3. Чевенгур. Котлован - Андрей Платонович Платонов

Полуголый стоял без всякого впечатленья и ничего не ответил. Не замечая подорожных камней и остужающего ветра зари, он пошел с мужиком брать гробы. За ними отправился Чиклин, наблюдая спину Елисея, покрытую целой почвой нечистот и уже обрастающую защитной шерстью. Елисей изредка останавливался на месте и оглядывал пространство сонными, опустевшими глазами, будто вспоминая забытое или ища укромной доли для угрюмого покоя. Но родина ему стала безвестной, и он опускал вниз затихшие глаза.

Гробы стояли длинной чередой на сухой высоте над краем котлована. Мужик, прибежавший прежде в барак, был рад, что гробы нашлись и что Елисей явился; он уже управился пробурить в гробовых изголовьях и подножьях отверстия и связать гробы в общую супрягу. Взявши конец веревки с переднего гроба на плечо, Елисей уперся и поволок, как бурлак, эти тесовые предметы по сухому морю житейскому. Чиклин и вся артель стояли без препятствий Елисею и смотрели на след, который межевали пустые гробы по земле.

– Дядя, это буржуи были? – заинтересовалась девочка, державшаяся за Чиклина.

– Нет, дочка, – ответил Чиклин. – Они живут в соломенных избушках, сеют хлеб и едят с нами пополам.

Девочка поглядела наверх, на все старые лица людей.

– А зачем им тогда гробы? Умирать должны одни буржуи, а бедные нет!

Землекопы промолчали, еще не сознавая данных, чтобы говорить.

– И один был голый! – произнесла девочка. – Одежду всегда отбирают, когда людей не жалко, – чтоб она осталась. Моя мама тоже голая лежит.

– Ты права, дочка, на все сто процентов, – решил Сафронов. – Два кулака от нас сейчас удалились.

– Убей их пойди! – сказала девочка.

– Не разрешается, дочка: две личности это не класс…

– Это один да еще один, – сочла девочка.

– А в целости их было мало, – пожалел Сафронов. – Мы же, согласно пленума, обязаны их ликвидировать не меньше как класс, лишь бы весь пролетариат и батрачье сословье осиротели от врагов!

– А с кем останетесь?

– С задачами, с твердой линией дальнейших мероприятий – понимаешь что?

– Да, – ответила девочка. – Это значит плохих людей всех убивать, а то хороших очень мало.

– Ты вполне классовое поколенье, – обрадовался Сафронов, – ты с четкостью сознаешь все отношения, хотя сама еще малолеток. Это монархизму люди без разбору требовались для войны, а нам только один класс дорог, да мы и класс свой будем скоро чистить от несознательного элемента!

– От сволочи, – с легкостью догадалась девочка. – Тогда будут только самые-самые главные люди! Моя мама тоже себя сволочью называла, что жила, а теперь умерла и хорошая стала – правда ведь?

– Правда, – сказал Чиклин.

Девочка, вспомнив, что мать ее находится одна в темноте, молча отошла, ни с кем не считаясь, и села играть в песок. Но она не играла, а только трогала кое-что равнодушной рукой и думала.

Землекопы приблизились к ней и, пригнувшись, спросили:

– Ты что?

– Так, – сказал девочка, не обращая внимания. – Мне у вас стало скучно, вы меня не любите, – как ночью заснете, так я вас изобью.

Мастеровые с гордостью поглядели друг на друга, и каждому из них захотелось взять ребенка на руки и помять его в своих объятиях, чтобы почувствовать то теплое место, откуда исходит этот разум и прелесть малой жизни.

Один Вощев стоял слабым и безрадостным, механически наблюдая даль; он по-прежнему не знал, есть ли что особенное в общем существовании, – ему никто не мог прочесть на память всемирного устава, события же на поверхности земли его не прельщали. Отдалившись несколько, Вощев тихим шагом скрылся в поле и там прилег полежать, не видимый никем, довольный, что он больше не участник безумных обстоятельств. Позже он нашел след гробов, увлеченных двумя мужиками за горизонт – в свой край согбенных плетней, заросших лопухами. Быть может, там была тишина дворовых теплых царств или стояло на ветру дорог бедняцкое колхозное сиротство, с кучей мертвого инвентаря посреди. Вощев пошел туда походкой механически выбывшего человека, не сознавая, что лишь слабость культработы на котловане заставляет его не жалеть о строительстве будущего дома. Несмотря на достаточно яркое солнце, было как-то безвозмездно на душе, тем более что в поле простирался мутный чад дыханья и запаха трав, и Вощев шел в этом нагретом облаке тужащейся жизни, потеющей в труде своего роста. Он осмотрелся вокруг – всюду над пространством стоял пар живого дыханья, создавая сонную, душную незримость; устало длилось терпение на свете, точно все живущее находилось где-то посредине времени и своего движения: начало его всеми забыто и конец неизвестен, осталось лишь направленье во все стороны. И Вощев скрылся в одну открытую дорогу.

Козлов прибыл на котлован пассажиром в автомобиле, которым управлял сам Пашкин. Козлов был одет в светлосерую тройку, имел пополневшее от какой-то постоянной радости лицо и стал сильно любить пролетарскую массу. Всякий свой ответ трудящемуся человеку он начинал некими самодовлеющими словами: «ну хорошо, ну прекрасно» – и продолжал. Про себя же любил произносить: «где вы теперь, ничтожная фашистка!» или – «прелестна вы, как Ленина завет!» и многие другие краткие лозунги-песни.

Сегодня утром Козлов ликвидировал как чувство свою любовь к одной средней даме. Она тщетно писала ему письма о своем обожании, он же, превозмогая общественную нагрузку, молчал, заранее отказываясь от конфискации ее ласк, потому что искал женщину более благородного, активного типа. Прочитав же в газете о загруженности почты и нечеткости ее работы, он решил укрепить этот сектор социалистического строительства путем прекращения дамских писем к себе. И он написал грустящей даме последнюю, итоговую открытку, складывая с себя ответственность любви:

«Где раньше стол был яств,

Теперь там гроб стоит!

Козлов».

Этот стих он только что прочитал и спешил его не забыть Каждый день, просыпаясь, он вообще читал в постели книги, и, запомнив формулировки, лозунги, стихи, заветы, всякие слова мудрости, тезисы различных актов, резолюции, строфы песен и прочее, он шел в обход органов и организаций, где его знали и уважали как активную общественную силу, – и там Козлов пугал и так уже напуганных служащих своей научностью, кругозором и подкованностью Дополнительно к пенсии по 1-й категории он обеспечил себе и натурное продовольствие. Зашед однажды в кооператив, он подозвал к себе, не трогаясь с места, заведующего и сказал ему:

– Ну хорошо, ну прекрасно, но у вас кооператив, как говорится, рочдэльского вида, а не советского! Значит, вы не столб со столбовой дороги в социализм?!

– Я вас не сознаю, гражданин, –