Золотой ребенок Тосканы - Риз Боуэн

— Ну, для похорон очень даже неплохо.

— Как ты? Справляешься?

— Можно сказать, стараюсь держать голову над водой и не утонуть. Сторожка — вот самый кровавый депресняк, какой только можно найти. Но мне нужно разобрать вещи отца и освободить дом для следующего арендатора, поэтому меня не будет какое-то время.

— Без проблем. Я не планирую сдавать твою кровать в аренду. И не собираюсь никого приглашать в свою. Мне надоели мужики.

— Этот новый актер оказался не таким классным, как ты надеялась? Я думала, что он пригласит тебя на ужин.

— Он, черт возьми, оказался вообще никаким. На ужин-то он меня позвал. Но позже, уже у меня дома, начал показывать мне фотографии своего партнера Денниса.

Я засмеялась:

— Ох, Скарлет, как ты думаешь, мы обе обречены?

— Жаль, что мы не любим друг друга. Как тебе кажется, можно научиться быть лесбиянкой?

— Думаю, что нельзя. — Я все еще смеялась. — Рада была слышать тебя. Весь день мне пришлось изображать вежливость перед кучей незнакомого народа. А завтра я должна пообедать с очень серьезным молодым поверенным.

— О, ну тут ты на коне, это самый твой типаж.

— Ну нет, спасибо, больше никаких юристов! Нет, даже не так: спасибо, больше никаких мужчин. Я усвоила урок. Отныне я живу спокойной жизнью. Без мужчин. Никакого секса. Только учеба и книги и иногда одинокая трапеза в хорошем ресторане.

— И кошки. Про кошек не забудь.

Я снова рассмеялась.

— Мне нужно как можно скорее вернуться в Лондон. Если адвокат скажет мне, что я могу делать то, что мне заблагорассудится, с вещами в домике, я приглашу аукциониста и выставлю все стоящее на продажу. Остальное отправится в магазин для благотворительных распродаж, и… прощай, Лэнгли-Холл!

Когда я положила трубку, то поняла, скольких усилий мне стоило говорить непринужденно и весело. «Займись делом, — сказала я себе. — Вот что тебе нужно». Взяв большой мешок для мусора, я начала набивать его одеждой отца. Я не была уверена, что кто-нибудь захочет носить шарфы с монограммой, но тут не угадаешь. Затем я упаковала в коробки книги, отложив в сторону те, что были моими любимыми в детстве — их мой отец читал мне.

К концу дня я расчистила спальню и бельевой шкаф. Затем тщательно осмотрела отцовский стол, на случай, если в секретном ящике будет спрятано завещание или какой-то другой важный документ. Удалось отыскать сберегательную книжку с пятью сотнями фунтов, квитанцию на акции в строительном обществе, чековую книжку. Сунув во все нос, я убедилась, что после отца осталось около тысячи фунтов — лучше, чем ничего.

На ужин я открыла банку с супом. Когда я стояла у плиты, помешивая его, меня внезапно захватило воспоминание о матери, стоящей у той же плиты и что-то размешивающей в больших кастрюлях. «Куриное рагу и пельмени, — сообщала она мне, сияя. — Твой отец их обожает. Это поднимает ему настроение, когда что-нибудь случается».

Память об этой теплой, приветливой кухне с ее приятными запахами и о добрых словах была для меня слишком невыносима. Я выключила плиту, оставив на ней суп, и пошла спать.

Глава 8

ДЖОАННА

Апрель 1973 года

На следующий день я собралась было уйти, чтобы сесть на поезд до Годалминга, когда в дверь постучали. Там стояли двое здоровенных мужчин, держащих сундук.

— Где вам это оставить, мисс? — спросил один из них.

Видя мое удивление, другой добавил:

— Это с чердака. Мисс Ханивелл сказала, чтобы мы отнесли ваши вещи к вам.

— О, я поняла. Спасибо. Сюда, пожалуйста, — слегка растерянно ответила я и провела их в гостиную.

— Там есть еще несколько картин. Мы сейчас вернемся, — сообщил тот, кто заговорил первым.

— Я должна уйти, чтобы не опоздать на поезд, — сказала я. — Просто положите их в гостиной рядом с сундуком, хорошо?

И я ушла.

Офис «Бартон и Холкрофт» находился в элегантном здании в георгианском стиле в конце главной улицы Годалминга. Найджел Бартон вышел из кабинета, прежде чем я успела известить о своем приходе.

— Мы вернемся через час, Сандра, — сказал он администратору.

Он вывел меня из двери и повел вниз по улице, в «Голову кабана». Это был один из чудных старых пабов с витражами в окнах и тихим гулом разговоров немногочисленных посетителей, сидящих возле барной стойки.

Из кухни доносились аппетитные запахи. Найджел нашел свободный стол, усадил меня на дубовый стул с высокой спинкой и пошел заказывать напитки. Вернувшись, он сообщил, что сегодня подают на выбор или жареного ягненка, или рыбный пирог. Обычно в обеденный перерыв я выбирала что-нибудь полегче, но сейчас чувствовала, что очень голодна, и охотно согласилась на жареного ягненка. Как Найджел и предрекал, еда оказалась превосходной. Я внезапно осознала, сколько времени прошло с тех пор, как у меня на столе была по-настоящему хорошая еда, — я не получала удовольствия от еды чуть ли не с тех самых пор, как умерла моя мать.

Когда наши тарелки опустели, Найджел отставил их в сторону.

— Теперь к делу, — произнес он. — Я так понимаю, завещания вы не нашли?

Я покачала головой:

— Нашлись сберегательная книжка, квитанция от строительного общества на несколько акций и его чековая книжка. Не более тысячи фунтов в общей сложности.

Он кивнул:

— Вам понадобится свидетельство о смерти, прежде чем они выдадут что-то из этих средств. И мне придется написать адвокатский запрос. Кроме этого, нет активов?

— Несколько хороших предметов мебели, которые я могла бы выставить на аукцион. Я хотела бы сохранить стол, правда, поставить его мне пока некуда.

— Мне нужно найти вашего брата, прежде чем вы что-то начнете делать, — сказал он.

— Моего брата? — Я решила, что ослышалась. — Но я единственный ребенок у своих родителей.

— Вашего сводного брата. От первого брака вашего отца.

Глядя на мое потрясенное лицо, он спросил:

— Вы не знали, что ваш отец был женат раньше?

— Нет. Мне никогда об этом не рассказывали. Я знала, что мои родители поженились довольно поздно и что мое появление было для них полной неожиданностью, но понятия не имела… — Я замолчала, пытаясь переварить эту новость. — Когда это было?

— Ваш отец был женат до войны и имел сына. Брак был расторгнут, когда он вернулся в конце войны. Его жена снова вышла замуж и увезла ребенка в Америку. Одному Богу известно, как я буду его искать. Я уверен, что отчим усыновил его, но, полагаю, он все же унаследует титул, если захочет