Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

бритая «под ноль», не обращая внимания на прилипшие к ногам мокрые газеты и волосы, бросилась в полутьму коридора, дернула замок и уже летела вниз и прочь по вонючей бетонной лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, к спасительной двери подъезда!

Луша бежала, бежала по улице и все не могла остановиться, хотя и знала, что никакой погони за ней нет. Она остановилась только раз, у перекрестка, чтобы надеть шапку, найденную в кармане, вязаную, черную, с золотыми пчелками. В другом кармане очень кстати оказалась пятерка, выданная отцом на школьные обеды, которую она не успела внести.

Наконец, поняла, что почему-то бежит она к Мосту. Останавливалась, переводила дыхание и припускала снова. Бег странно успокаивал и помогал не думать о том, что с ней произошло.

Она была уже довольно далеко от дома и улиц вокруг больше не узнавала. Сюда ее еще не заносило. Распухшее от слез лицо отразила витрина какого-то последнего перед Мостом магазина, кажется мебельного.

— Ты чего плачешь, обидел кто?

Обернулась. Позади стояла круглая женщина, лет сорока, в розовом мохеровом берете и с яркой помадой под цвет. В ее авоське, как пойманные, переплелись лиловыми телами цыплята. Они тянули из сетки свои жалкие когтистые лапы, словно прося о помощи.

— Никто меня не обижал, — буркнула Луша и, не оглядываясь, уперевшись лбом во встречный ветер, быстро зашагала к Мосту.

Мост, соединяя Новый берег со Старым, тянулся на целый километр, а может, и больше. Его Лушка пересекала только раз, еще в первом классе, когда они ездили к морю: на той стороне реки находился железнодорожный вокзал.

Реку когда-то перегородили плотиной, и здесь, в черте города, она разбухла в гигантский резервуар, как анаконда, проглотившая теленка, — Лушка видела такой жутковатый рисунок в книге «Мир животных».

Рукотворное море плескалось без имени, его называли просто Водохранилище, как и Мост, не имел названия — просто Мост.

Родители тоже никогда не ездили на другой берег. Все, что им было нужно: завод, столовка, рынки, магазины всякие, аптеки, — находились на Новом берегу, и пересекать Мост не было никакой необходимости.

Старый берег вздымался в конце моста мягкими холмами в буйстве осенних садов. Хаотично разбросанные крыши приземистых домов-избушек издали казались маленькими лодками в густых кронах, желтых, красных и еще зеленых. Улицы там змеились, подползая к реке.

Позади Луша оставляла Новый берег, где до самого горизонта тянулись ряды многоквартирных жилых корпусов светло-серого цвета, разделенных асфальтовыми прямоугольниками и линейками дорог. Деревьев здесь почти не было, только чахлые саженцы топольков, у которых пока не хватало сил, чтобы покрыть пухом пыльные улицы. Мост был дорогой из геометрии в хаос.

От пережитого Лушка даже разозлиться на мать не могла. Как только начинала злиться, возвращался ужас, пахнувший мылом, мясом и луком, как та внезапно шмякнувшаяся на линолеум пустого коридора котлета… Кстати, от котлеты она бы сейчас не отказалась.

В матери опять проклюнулся кто-то чужой. Лушка боялась и ненавидела этого «чужого». Не мамка, а он был ее давним врагом. Ужасно то, что он забирал все больше и больше власти над бедной мамкой, и поделать ничего было нельзя.

Папка вот кричал: «Допьешься, Танюха, будешь зеленых чертей ловить!», но он ничего не понимает про «чужого». Должно же в советской медицине лекарство какое-нибудь быть, чтобы мамке помочь от него избавиться. Надо было давно им с папкой вызвать врача, чтобы мамке прописали это лекарство. А вот теперь, что теперъ делать?

А лысая она домой ни ногой. И от школы, и от двора подальше! Совсем затравят. Так куда же теперь? Боль в боку улеглась, и Лушка продолжила свое, уже задумчивое, движение по Мосту в сторону Старого города. Что же делать? Что же делать?

Ох, как же ухо порезанное щиплет! Интересно, как быстро у человека одиннадцати лет отрастают волосы? Погода портилась.

И Лушку осенило.

Она должна найти вокзал! Вот где можно затеряться в толпе и провести сколько хочешь времени. Поезда уходят днем и ночью, люди в зале ожидания постоянно меняются, никто ее не заметит и ни о чем спрашивать не будет. Есть лавки, можно поспать. Там все спят на лавках. Можно сесть рядом с чьими-нибудь чемоданами, притвориться, что родители отошли в справочную или в камеру хранения, а она как будто их ждет. На вокзале — туалет, киоски с едой: лимонад «Буратино», песочные печенья на развес со смешным названием «курабье», пахучие беляши, вкусные, в вощеной бумаге, их доставали толстые руки продавщицы из какого-то горячего железного ящика, это она тоже вспомнила и почувствовала, как голодна: в последний раз ведь ела перед школой только, яичницу с хлебом.

Беляши стоят десять копеек, кажется. Если по одному на обед и на ужин, то пятерки должно хватить надолго. Главное домой не возвращаться, пока волосы не отрастут хоть немного. А там будет видно.

Днем, конечно, на вокзале делать нечего: могут спросить, почему не в школе, то да се, но днем, наверняка, на Старом берегу достаточно мест, чтобы побродить, не привлекая к себе внимания. От дождя можно на остановках прятаться, в подъездах или в телефонных будках. Вот бы еще блокнот раздобыть и карандаш для рисунков! Жалко книжка про Алису осталась в спальне, под кроватью. Ну ничего, она ее и так наизусть помнит. И даже помнит, какими словами каждая страница начинается и какими заканчивается. И какие слова вокруг рисунков.

План был всем хорош, кроме одного: Лушка понятия не имела, как добраться до вокзала и как далеко он вообще.

Гневное небо опускалось все ниже. По водохранилищу, вдруг возомнившему себя морем, побежали небольшие штормовые барашки. А Лушка шла и шла в своей шапке с пчелками среди темнеющих воды и небес. Ветер взвился с реки, ударил по щеке и дохнул в лицо близким дождем. Надо было спешить. И она опять побежала.

На середине Моста у Лушки опять закололо в боку. Она остановилась и оперлась локтями о чугунные перила, стараясь не касаться пятен птичьего помета. Подставила ветру заплаканные глаза. Вода билась об опоры. Мимо неслись машины.

Ни домой, ни в школу — ни за что, пока такая. Навсегда прозовут Лысая или Вшивая. Еще подумают, мамка вшей ей выводила.

Сначала Луша шла вверх по хорошо освещенной улице с трамвайными путями, полагая, что она приведет ее к вокзалу, но улица ползла и ползла на пологий холм бесконечно. Стемнело. Под дождем Лушка совершенно вымокла.

Мир за Мостом оказался совсем другого цвета, контуров и ритма. Здешние деревянные дома очень отличались от того, к чему Луша привыкла. Нижние этажи с глубокими