Пирамида предков - Ильза Тильш

отец. Франциск покинул Кремниц, этот город был родиной еще отцу его отца, он отправился с женой и детьми в Вену. Я провожу две разбегающиеся линии вниз и немного вкось от клеточки, в которой стоит его имя, вписываю имена его сыновей, представляю себе бургенландский лес вокруг клеточки с именем несчастного, застреленного браконьерами императорского лесного обходчика Карла, представляю нежно-зеленые холмы Розалиенгебирге, я рисую еще две разбегающиеся линии от клеточки с его именем, вношу в следующие клеточки имена его детей. Его дочь взял к себе брат несчастного, он был лесником в Лайнцер-Тиргартене. В Лайнцер-Тиргартене проводились охоты, и однажды случилось так, что охотники остановились в сторожке этого лесника, где их угощала его жена. Дочь Карла из бургенландских гор Розалиенгебирге пережила в доме своего дядюшки, может быть, самый важный момент жизни. Она много вспоминала о нем даже в старости и так точно, так выразительно описывала все это своей дочери, что та и сама любила рассказывать про это уже своей дочери, как будто все приключилось с ней самой, и причем совсем недавно. Одним словом, она четко описывала появление молодого императора на пороге сторожки, его осанку, когда он переступал порог, его одежду, выражение лица и даже тембр голоса.

Итак, двадцатилетний император вошел в дом лесника, тот согнулся в глубоком поклоне, его жена, делая книксен, низко опустила голову. Но Франц Иосиф смотрел только на тринадцатилетнюю племянницу супругов, он, улыбаясь, подошел к ней и передал ей свою саблю. Дочь лесного обходчика Карла, осиротевшее дитя, — приняла оружие молодого императора. Мне не нужны ни лупа, ни фотографии, чтобы вообразить себе эту сцену во всех красках и подробностях.

Германа, семилетнего сына лесного обходчика, приютил родственник, владелец пекарни, он увез его в златоглавую стобашенную Прагу.

Они ничего не знали друг о друге, но жили в одно и то же время, в одно и то же время были детьми, хотя в разных местах.

Как Йозефу, ученику красильщика из Шильдберга, так и Герману, ученику пекаря из Праги, жилось несладко. Его, конечно, не заставляли таскать тяжеленные мешки с мукой и корыта, в которых замешивали тесто, — он был еще слишком мал, но и корзины с хлебом были тяжелыми, и не счесть тычков и затрещин, которыми его угощали хозяин и его помощники, да и жена хозяина.

Задолго до восхода солнца хозяйка или одна из ее служанок сгоняли мальчика с кровати, если она у него вообще имелась, если он не спал в каком-нибудь уголке на соломенном тюфяке или просто на тряпках. Ранним утром, когда в пекарне было сделано все необходимое, парнишка отправлялся в путь по переулкам богемской столицы с корзинами, набитыми выпечкой. Ему наверняка не удалось во всей красе увидеть блеск этого города, он подносил хлеб к дверям домов горожан, его ругали, если он не появлялся в установленное время, если он осмеливался передохнуть в пути и опаздывал на несколько минут. В конце концов он надорвался, поднимая особенно большую корзину, которая оказалась ему не по силам, стал лишним едоком, и его больше нельзя было использовать на работе, однако из сострадания и из-за того, что он являлся как-никак родственником, мальчика не могли вышвырнуть на улицу или отослать обратно к матери, его просто-напросто еще чаще стали шпынять, даже избивать, он стоял у всех на пути, у всех, кто имел хоть какое-то отношение к пекарне, больной, несчастный ребенок.

Мы не знаем имя человека, который принял в нем участие, забрал его из дома пекаря и приютил у себя, который отвел его в школу. Его имя и личность остались в тени. Но так или иначе, с юным подмастерьем Германом в Праге приключилось волшебство, которое редко, но постоянно с кем-нибудь да случается. Ему дали возможность окончить школу в Праге, после тщательной проверки его талантов послали в Лебен для учебы в Горной академии. Он был прилежным, много знающим учеником, сдал с успехом необходимые экзамены, после череды переездов и временных пристанищ получил должность техника на металлургическом заводе в штирийском городе Клидберге, а позже и стал преуспевающим директором фабрики строительных материалов в Фуртхофе.

Франциск из Кремница родил Карла, лесного обходчика, Карл родил Германа, Герман родил четверых детей, Хелену, Марию, Фридерику и Франка.

Я съездил бы еще разок в Фуртхоф, еще один раз, говорит отец. Фуртхоф был родиной его матери. Когда человек стареет, у него появляется такое ощущение, будто все, что он делает, делается в последний раз.

Лето в этом году было очень влажным, дождь в июле, дождь в августе, повсюду наводнения, стихийные бедствия. В сентябре наконец появилось солнце, осень была теплой и светлой. Листва оставалась на деревьях до конца октября, газоны в парках и между домами в небольших предместьях зеленели по-летнему, все было напитано влагой.

Погода стояла чудесная, так часто случается в конце сентября, белые облака плыли в переливающемся всеми оттенками голубом небе.

В один из будних дней мы отправились с отцом в путешествие, но решили ехать не по автобану, а по федеральной дороге. Венский лес светился всеми оттенками желтого и коричневого. В Санкт-Пельтене мы свернули на проселок.

Давай поедем сначала в Кильб, сказал отец.

Фасады домов на крохотной рыночной площади были залиты солнечным светом.

Здесь жила твоя двоюродная бабка, сказал отец и показал мне на красивый особняк рядом с церковью. Отец фотографировал церковь, фотографировал дом, осторожными стариковскими шагами ходил туда-сюда, с одной стороны улицы на другую, прикрывал ладонью от слишком яркого света чувствительные глаза, тратил время, чтобы установить расстояние, выдержку, диафрагму.

Портал церкви, трактир «У Королевского Лебедя», ворота дома, в котором сестра его матери жила с одним человеком по имени дядя Пепи.

Хелена — жизнерадостная молодая женщина, как ее занесло сюда, сказал отец. Нет, ты представь себе только! Хотя Фуртхоф был не больше, но там жили ее братья и сестры, там жила ее семья, там все время что-то происходило, уж об этом заботилась моя мама.

Дядя Пепи, добрая душа, почтмейстер и одновременно начальник станции мариацелльского участка железной дороги. Поезда ходили редко, говорит отец, дважды в день, туда и обратно. Когда прибывал поезд, дядя Пепи отправлялся на службу, он нахлобучивал красную фуражку и спешил на вокзал. Свой досуг он проводил в трактире «У Королевского Лебедя».

Хелена частенько оставалась одна, она скучала, а местный врач был молод, и у него имелся мотоцикл с коляской.

Между ними что-то было, говорит отец, между врачом и тётей Хеленой. Когда дядя Пепи наконец узнал