Башня воспоминаний - Ким Сонён

— Знаешь, как активно начинает работать мозг, когда в теле не остается силы? Его не удержать. Мыслей становится так много, что временами хочется голову себе оторвать. Эта жизнь — мое наказание. В молодости я так бешено работал, что даже не понял, в какой момент стресс настолько добил мой организм, что он капитулировал. Тогда я решил сбежать от всего и построить дом здесь. Это время было для меня самым прекрасным и счастливым. И снова я все потерял. То, что моя Ран живет так далеко и мы не можем увидеться, тоже моя вина. А теперь уже поздно.

Солнце закатилось за крышу и перестало слепить глаза. Взгляд мужчины неподвижно замер на кусочке синего неба за окном. Белые облака плыли вдаль, на защитную оконную сетку временами садились красные стрекозы, а потом незаметно пропадали. Казалось, ничто во внешнем мире не останавливается ни на миг, даже порывы ветра. Все находилось в движении. Облака мчались куда-то на бешеной скорости. Подгоняемые ветром, одни облака внезапно растворялись, оставляя место для своих собратьев другой, причудливой формы. Казалось, в этом процессе можно видеть движение самой Земли.

— Раньше я всему завидовал. И ветру, гуляющему за окном, и стрекозам, которые появляются, как только придет пора, нашим собачкам, да даже подсолнухам. Мухам, которые садились мне на лицо, и муравьям. Всему завидовал.

Высота кровати как раз позволяла мужчине видеть в окно макушки подсолнухов. Стройные длинные стебли с яркими цветами изо всех сил тянулись к солнцу.

— Но сейчас уже нет.

В уголках его глаз собралась влага. Слезы? Мужчина замолчал, не в силах говорить дальше. Его губы дрожали.

— Хотите воды? — спросил Ихён, глядя на стакан с трубочкой для питья.

Просто сидеть рядом с мужчиной было очень тяжело. Ихён чувствовал себя беспомощным, как будто все силы вдруг покинули его. Пузырьки в стакане поднимались вверх, словно к нему еще никто не притрагивался. Ихён поднес трубочку к губам мужчины.

Звук глотка гулко разнесся по комнате, будто они находились внутри пещеры. Казалось, даже ради этого мужчине пришлось сделать неимоверное усилие. В тишине слышался только размеренный звук работы швейной машинки.

— У меня к тебе есть просьба.

Какая? Ихён заволновался.

— Ты же видел наш двор?

— Да, там много цветов и деревьев. А еще две кошки и три собачки.

Странно, но Ихёну казалось, что он непременно должен говорить побольше. Чтобы повернуть ход мыслей мужчины в другую сторону.

— Сейчас позднее лето, так что лагерстремия, должно быть, в самом цвету. В эту пору наш двор красивее всего. А ручей, наверное, совсем не видно за густой листвой.

По мнению Ихёна, двор был скорее похож на набросок, в котором художник переборщил с разными цветами. Руки-ножницы бы тут быстро привел все в порядок. Только увидев этот двор, он бы сразу взялся за дело, не теряя ни минуты. Если бы только охранник увидел тянущиеся вверх и пронзающие небо кипарисы и можжевельник или темно-зеленое, с крапинками черного тисовое дерево, он бы тут же предложил подрезать кроны и придать растениям опрятный вид. Ихён подумал, что, если все сложится хорошо, обязательно нужно будет привезти сюда Руки-ножницы.

— Сейчас самая яркая пора. Я люблю лето. Мне нравится, какой могучей жизненной силой обладают растения. И сейчас они в самом цвету.

В глазах мужчины зеленые листья, полные жизненной силы, трепетали под порывами ветра. Он широко улыбался, словно глядя ввысь, сидя под раскидистым деревом.

Лицо мужчины внезапно просветлело. До этого он выглядел утомленным, потому что изо всех сил задействовал лицевые мышцы, но теперь казался почти счастливым. Лицевые мышцы — единственные, которые еще подчинялись ему. Только в них еще функционировали нервы.

Ихён попробовал представить, как этот мужчина трудится во дворе. Вокруг него весело прыгают кошки и собаки, на поля соломенной шляпы то и дело приземляется красная стрекоза, на шее висит полотенце, чтобы время от времени вытирать пот. Маленький пруд посреди двора заполнен прохладной водой, но бурный поток из лесного ручья бесконечно течет в него, заменяя застоявшуюся воду свежей. Сцена, представившаяся Ихёну, была настоящим праздником жизни.

— Сейчас во дворе, наверное, полный беспорядок.

Из глаз мужчины вдруг пропали и деревья, и двор, и ветер.

— Ты думаешь, я живой? — спросил он без тени улыбки. Его взгляд смотрел в пустоту.

— Что? — от неожиданности переспросил Ихён.

— Скажи честно. Я выгляжу живым?

— Да, конечно.

Сердце бешено забилось. Внезапно Ихёну стало страшно.

— Забудь. Я просто жив. Но я не живу.

Но в чем разница между тем, чтобы быть живым и жить?

Ихён совершенно не понимал, к чему клонит мужчина. Что он хочет у него попросить?

Стрекот швейной машинки надолго замолчал, а потом начался снова. Интересно, что происходит во время этих пауз — она делает закройки или разрезает ткань ножницами? Или подбирает новые нитки под цвет ткани и вставляет их взамен старых? А может, заправляет старую швейную машинку маслом?

— Этот звук швейной машинки будто скребет мою голову изнутри. Мне так стыдно перед этой прекрасной женщиной, которая страдает из-за меня.

Машинка, казалось, застрекотала еще громче. Настойчивый звук не прерывался ни на мгновение, подчиняясь размеренным движениям рук женщины.

— Я сам должен покончить с этим. Она ни за что не сделает этого.

С чем покончить? Чего она не сделает? Швейная машинка работала в четком ритме, с размером такта четыре четверти. Неужели однажды, когда этот звук прервется, в жизни ее хозяйки наступят необратимые перемены?

Ихёну стало страшно. Он не понимал, чего мужчина хочет от него, а воображение рисовало жуткие вещи. Ему захотелось скорее сбежать из этого места.

— У меня есть к тебе просьба. Ты сохранишь мой секрет? — осторожно спросил мужчина, с опаской глядя на Ихёна. У парня упало сердце.

— Что вы имеете в виду? Мне почитать вам книгу?

Если честно, Ихёну совершенно не хотелось слышать ни секрета этого человека, ни его просьбы.

— Нет, сегодня я не хочу слушать чтение. Да и что от этого толку, мне это не нужно.

— Тогда можно я сначала выслушаю вашу просьбу, а потом дам ответ? — тихо спросил Ихён.

— Нет, так не пойдет. Я доверю тебе свой секрет, а ты потом откажешься. Только себе в ущерб.

Ихён с надеждой покосился на дверь спальни. Но никто не собирался приходить ему на помощь, а беседа принимала все более пугающий оборот.

— Не бойся. Что я тебе могу сделать? Только не говори ничего жене. То, о чем мы с тобой сегодня говорили, это наш с