Впечатление обманчиво - Татьяна Губейдулина

Гусеница-тревога, казалось, питалась этой тишиной. С каждым часом она становилась тяжелее, распирала грудь, мешала дышать. Алиса боялась, что вот-вот из нее выведется уродливой молью паническая атака.

Можно было взять такси и рвануть к Борису. Но его родители… Они и так ее не жаловали, считая, что она метит из общаги в их просторную трешку. Если она заявится среди ночи – это точно не прибавит ей очков.

А вдруг Борис просто рано уснул? Он ведь говорил, что устает в последнее время.

Алиса ворочалась до трёх ночи, потом встала, посидела на подоконнике в темноте, включила свет, поправила постель, измерила комнату шагами – раз сто. Наконец, чтобы отвлечься, решила выяснить, что за бабочку она видела в лесу.

Морфо дидиус – бабочка счастья…

Алисе хотелось верить, что это она. Пусть на фото не было тех блуждающих разноцветных пятен, пусть крылья казались скорее синими, чем бирюзовыми… Но ведь именно этот вид выдал поисковик, переварив подробное описание.

На сайте говорилось, что под разными углами крылья Морфо дидиус могут переливаться всеми оттенками синего, голубого и даже зелёного. Всё благодаря микроскопическим чешуйкам, похожим на линзы. Верхний слой – прозрачный, нижний – с пигментом меланином. Свет проходит сквозь прозрачную часть, отражается от окрашенной и преломляется снова и снова.

«Может, эти преломления и создают те огоньки на крыльях? Камера их не ловит… А оранжевое тельце – возможно, оно меняет цвет на определённом этапе развития насекомого? Вот же – та самая изящная форма больших крыльев, черная окантовка, едва уловимый металлический блеск и усики – каждый, как палочка вдохновенного дирижера.»

В переводе с индейского наречия название бабочки звучит как «частица неба, упавшая на землю». Считается: тому, кто ее увидит, благоволит судьба.

Алиса просияла.

Она ведь не просто увидела Морфо дидиус. Бабочка коснулась ее крылом. Она выбрала Алису. А значит – все непременно будет хо-ро-шо.

4

Осень пахла тленом. Особенно здесь, в лесу.

Замерев сутулой статуей в центре небольшой поляны, Алиса размышляла о смерти.

Винный дух увядания щекотал ноздри, напоминая: всё конечно. Листва, ещё недавно ликующая, превращалась в перегной. Трава – в жухлую солому. Воздух, некогда напоенный солнечным нектаром, стыл, теряя последние капли жизни. Исчезали краски, тепло, трели птиц. И бабочки. Бабочки тоже пропали.

«Глупая, твоей бирюзовой сказки больше нет, – говорила себе Алиса. – Жизнь бабочки коротка».

Но как же трудно разжать пальцы. Почти невозможно отпустить пуховое покрывало надежды, когда под ним – ледяная пустота.

«Борис меня бросил».

Беззвучно, одними губами, она повторяла эту фразу, чувствуя, как с каждым словом внутри рвутся ткани, лопаются сосуды, крошатся кости.

Она ждала.

Невыносимая боль не может длиться вечно. За острой фазой приходит онемение. Сначала чувствительность теряет макушка, потом – лицо, руки, живот. Позже всего перестаешь ощущать сердце, – оно саднит до последнего, ноет, как запущенный пульпит. Наконец, немеет и сердце, и ты понимаешь: Существо там, за спиной. Его чугунная тень падает на тебя, принося долгожданное облегчение.

Онемение – сигнал, что мозг отказывается слышать тело. Это опасно. И, тем не менее, Алиса жаждала этой неподъемной уродливой тени. Чтобы получить передышку от боли и думать. Чтобы размышлять, как же так вышло, где же она ошиблась, что сделала не так.

Они с Борисом любили друг друга. У них все было замечательно до той проклятой командировки в Сибирь. Что изменилось?

После поездки Борис стал чужим: редкие звонки, короткие встречи, вечные отговорки. Что-то ушло, испарилось. Тепло? Искра? Лю… Нет, она боялась закончить мысль.

«Нам нужно расстаться», – он произнес это в ночи, под фонарем, вызвав ее по телефону из общежития.

Тогда впервые явилось Существо. Возникло из черноты, когда Борис уходил по дорожке, окаймленной огнями низких уличных светильников, как самолет, который вот-вот закончит разгон и взмоет в небо. Существо встало за спиной, обдало холодом, придавило тенью. Если бы не оно, Алиса зарыдала бы, закричала, догнала бы Бориса и бросилась бы ему на грудь, – что угодно бы сделала, лишь бы получить ответ на вопрос «Почему?». Вопрос, который и сейчас все еще торчал острым клинком в сердце.

Тогда тень Существа ее обездвижила, забрала волю, голос и… боль. Алиса уловила едва слышное шипение, в котором угадывались слова: «Застывшие и безмолвные не ведают страданий».

Боль пришла позже, ночью, когда не было ни Бориса, ни спасительной тени. Алиса корчилась на кровати, кусала кулаки, хоронила лицо в подушке – лишь бы не завыть подстреленным койотом.

Разумеется, экзамены она не сдала.

Сначала думала, что поедет домой, залижет раны, соберется с духом и пересдаст осенью. Только ничего из этого не вышло.

Ее добрых понимающих родителей будто подменили.

– Тебя же отчислят! Готовься! Зубри! Или ты собираешься сесть нам на шею, свесив ножки? – зудела мать.

– Ты знаешь, сколько денег ушло, чтобы ты могла жить в большом городе? Ты думаешь, эти деньги для нас с матерью были лишними? – злился отец. – От тебя требовалось только учиться. Заниматься, а не крутить любовь!

Алиса знала: нужно молчать. Замереть, застекленеть. Ведь «застывшие и безмолвные не ведают страданий».

Силы ушли. Соки жизни загустели, движение их замедлилось, тело стало чужим, непослушным. Постоянно кружилась голова, теряло ритм сердце, то и дело темнело в глазах.

Родители забеспокоились, принялись таскать ее по врачам. Те разводили руками: анализы в норме, в чем дело – непонятно.

В сентябре решили, что Алиса возьмет академ.

5

Бабочка возникла перед лицом ослепительной вспышкой. Она кружилась в воздухе, исполняя таинственный танец, затем опустилась на грудь Алисы. Девушка замерла, опустив голову, заворожённая игрой света на роскошных крыльях. Она боялась дышать – вдруг видение исчезнет? Её бирюзовый талисман, её последняя искра надежды…

Тень уползла, – Существо скрылось в лесу. Ушло жуткое онемение, но боль не вернулась. Впервые за много недель Алиса чувствовала себя живой. По-настоящему живой и полной сил.

Вдруг что-то ударило ее по щеке, толкнуло в грудь, царапнуло руку. От неожиданности Алиса втянула голову в плечи и зажмурилась. Когда она открыла глаза, то увидела, как прочь улетает огромный черный ворон. Словно обессиленная кисть тяжелобольного страдальца из его клюва свисало, слабо трепыхаясь, бирюзовое крыло.

Ворон скрылся за деревьями, и Алиса отправилась в путь. Издалека ее можно было принять за старушку. Она едва переставляла ноги, точно ступни утопали не в хрусткой осенней листве, а в непролазной грязи.

Университет встретил Алису тишиной. Такой умиротворяющей и естественной. Такой мертвой.

Алиса, словно зомби, достала пропуск, пропикала кьюаркод, прошла, шаркая, через широкий вестибюль, поднялась по лестнице. Нет, она не забыла, что деканат факультета, где ее ожидала секретарша с бланками на академ, – на четвертом этаже. Больше не нужны были бланки. Отпала надобность в академическом отпуске.

Алиса добрела до пятого этажа, вошла в библиотеку и, не останавливаясь у ресепшена, двинула к двери в противоположном конце зала.

Круглый балкон, украшенный затейливыми барельефами, – визитная карточка их старинного университета. Сколько раз Алиса приходила сюда, чтобы поговорить с Борисом по телефону…

– Застывшие и безмолвные не ведают страданий, – прошептала девушка и наклонилась над перилами.

Движение воздуха справа заставило ее замереть, затем повернуть голову, а потом и выпрямить спину.

Здоровенный черный ворон опустился на парапет в метре от Алисы и уставился на девушку тяжелым мрачным взглядом, в котором мерещились все силы ада. Птица открыла пугающе острый и массивный клюв, и извергла из себя хриплое «Кхаа!».

Алису сотрясли волны клокочущей ярости. Она выбросила руку вперед, скрючив пальцы, словно догнавшая жертву ведьма, и завопила:

– Мерзкая тварь! Ты украл последнее, что у меня было!

Ворон оказался проворнее. В кулаке у Алисы осталось только черное с металлическим отливом перо.

Девушку колотила дрожь. В голове кружился и завывал темный вихрь.

Ворон описал несколько кругов над балконом,