Том 1. Усомнившийся Макар - Андрей Платонович Платонов

и к невозможному летят наши души». Постоянство «изначальной» души навсегда осталось в его сознании идеалом. «Жизнь есть изменение, – написал он в записных книжках 1941–1943 годов, – но высота души в ее неизменности»[39].

Происхождение в поэтике Платонова мотива и образа «невесты», «звезды», «красавицы», «царевны» указывает на два источника. Один из них – фольклор, народные сказки. Детское восприятие образа сказочной красавицы, не входящего в соприкосновение с жизненными реалиями, носит неосознанно-платонический характер; невеста всегда «далека и чиста». Такое восприятие гармонично закреплено и вместе с тем изменено знакомством с поэзией раннего Блока.

Говоря об этом – втором – источнике, следует назвать несколько этапов заимствований и творческих преобразований мотива: символика Апокалипсиса – философия и поэзия В. Соловьева – поэзия А. Блока[40].

В Апокалипсисе Святого Иоанна Богослова[41] два раза встречается упоминание Невесты. «Один из семи Ангелов» говорит: «Иди, покажу тебе Невесту, Агнцу Жену» (Откр. 21:9). Андрей Кесарийский в «Толковании на Апокалипсис», упоминая об Агнце-Христе и Невесте-Церкви, поясняет, что последняя «чрез излияние Крови из ребра Христова во время Его вольной смерти на кресте сочеталась с Ним, уязвленным ради нас». В другом месте Откровения есть слова, начало которых взял эпиграфом для стихотворения «Верю в Солнце Завета…» Александр Блок: «И Дух, и Невеста говорят: „Приди!“ И слышащий да говорит: „Приди!“ И жаждущий да придет. И хотящий да примет Воду Жизни даром» (Откр. 22:17). Эти же слова подхватывает В.Соловьев в статье «Смысл любви».

Блок берет за основу соловьевскую символику («Царевна», «Таинственная Дева», «Ты»), воодушевленный философией Вечной Женственности. Платонов в ранних стихах пользуется теми же символами и выражает схожие мысли. Здесь все те же «невеста», «царевна», «красавица печальная», тот же «посох» и бедные одежды, с которым и в которых отправляется на поиски невесты герой.

Назвать Платонова поэтом вполне сложившимся, как и вполне профессиональным, видимо, нельзя.

Условных признаков дилетантизма в его текстах довольно много: это и «невынужденные» перебои ритма, и односложные «балластные» слова, и неловкая инверсия «в угоду ритму», и многое другое. Однако интересен не сам по себе факт этой «недоработанности», а то обстоятельство, что по мере взросления Платонова как литератора она не убывает, а, наоборот, возрастает, учащается, становится, видимо, осознанной.

Объем стихотворения делается в среднем все больше и больше – причем не только за счет увеличения количества строк, но также и за счет их удлинения. От музыки стиха – к его смыслу. Так можно одной фразой сформулировать направление платоновского поэтического развития. Однако за этой формулировкой встает другая, еще более принципиальная. Ибо все отмеченные особенности соответствуют движению от лирики – к эпосу. К прозе.

Исторически наиболее известное собрание стихов Платонова – вышедший в 1922 году в Краснодаре и благосклонно отмеченный В. Брюсовым сборник «Голубая глубина» (79 стихотворений). Есть скупые сведения о небольшом воронежском сборнике 1921 года. В 1926–1927 годах Платонов собрал поэтическую книгу «Поющие думы» (не издана), которая включала стихи как из «Голубой глубины» (не все), так и написанные позднее. Следует отметить также, что некоторые платоновские стихотворения полностью или частично приводятся в текстах его прозаических произведений.

Стихи Платонов писал, по его же замечанию, с 12–13 лет. Однако точно датировать ранние тексты невозможно.

Основные источники первых публикаций – воронежские газеты «Красная деревня», «Воронежская коммуна», журнал «Железный путь».

Книга «Поющие думы»*

«В моем сердце песня вечная…» (с. 401)

«Искра», Воронеж, 1921,19 ноября, № 1, с. 3.

Стихотворение посвящено Марии Александровне Кашинцевой, которая в 1922 году стала женой Платонова. В книге «Голубая глубина» текст имел заголовок «Из поэмы „Мария“».

Содержит библейские ассоциации: «Песнь песней», Рождественская звезда.

Странник (с. 401)

«Воронежская коммуна», 1920, 5 ноября, № 249, с. 2.

Среди страны (с. 402)

«Октябрь», М., 1999, № 2, с. 141–142; под заглавием «Северный отдых».

Стихотворение – одно из самых поздних (1925).

«Мы дума мира темного…» (с. 403)

«Воронежская коммуна», 1921, 4 января, № 2, с. 3. В первой публикации и в «Голубой глубине» имело название «Мир» и содержало вычеркнутую позднее последнюю строфу:

Живут в неслышной думе,

Как миги, все века.

И песнею без шума

Падает река.

Богомольцы (с. 403)

Однодневная газета «Красному фронту», Воронеж, 1920,15 ноября, с. 1.

Редкое для Платонова-поэта обращение к теме Гражданской войны. Политические события предстают в христианской символике: «Богомольцы со штыками / Из России вышли к Богу»; «Видно, вновь Христос на свете, / Раз у них тоска в очах».

События революционных и военных лет вообще заставляют Платонова искать аналогии современности в эпохе христианизации России, что более заметно в прозаических текстах. Образы «детей с железом на плечах» перекликаются с автобиографической фразой о необходимости, еще не выйдя из детства, «сразу нахмуриться и биться», а также с эпизодом из «Сокровенного человека», в котором описан поход молодых красноармейцев: «Из детства они вышли в войну, не пережив ни любви, ни наслаждения мыслью, ни созерцания того неимоверного мира, где они находились».

Строчки «Каждый холоден и грязен, / А все вместе – все чисты» напоминают формулу из платоновского предисловия для издательства: «Мы идем из грязи…».

«Без сна, без забвенья шуршат в тесноте…» (с. 404)

«Октябрь», М., 1999, № 2, с. 135–136.

«Ночь на дворе стоит сиротой…» (с. 405)

«Октябрь», М., 1999, № 2, с. 137–138.

«Жить ласково здесь невозможно…» (с. 406)

«Октябрь», М., 1999, № 2, с. 137.

Комментарии к Сочинениям (2004) отмечают (с. 605) евангельскую реминисценцию: «С верностью голубя, с мудростью змия, Силу чудесную крепко зажав. – Парафраз евангельского текста: „Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби“ (Мф. 10: 16)».

Стихотворение написано уже в 1925–1926 годах.

«Мир родимый, я тебя не кину…» (с. 406)

«Зори», Воронеж, 1922, № 1, июль, с. 4.

По мотивной структуре этот текст сходен со стихотворением «В моем сердце песня вечная…»: те же образы песни песней, звезды, жаждущего породнения мира.

Вечерние дороги (с. 407)

Однодневный журнал «Голодающим детям Поволжья», Воронеж, 1921, 26 августа, с. 4.

Ветхая Русь (с. 407)

«Красная деревня», 1920, 28 марта, № 19, с. 2.

В первых публикациях стихотворение называлось «Русь». Изменение названия в середине 1920-х годов косвенно свидетельствует о том, что Платонов осознавал описанные реалии под тем же углом зрения, что и Есенин («Русь уходящая»).

Как и многие стихи, написанные ранее 1919 года, оно вполне может считаться созданным в духе крестьянской поэзии и имеет