Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

когда они доходили до деревни, модными быть переставали и превращались просто в дамские журналы. Даже если она не стремилась походить на девиц с глянцевых страниц, это с ней случилось.

Она хлопала глазами, глядя на Онегина, и хихикала. Ленский держал ее ладошку обеими руками, украдкой гладил пальчики и смотрел пьяным от любви взором. У Онегина это неожиданно вызвало неприятие. «До чего же глупую и заурядную девицу выбрал Ленский», – решил он.

Мать Ольги, Прасковья Ларина, оказалась весьма приветливой дамой средних лет, еще не утратившей красоту окончательно, но явно настолько глубоко посвятившей всю себя хозяйству и дочерям, что вот эта печать забот и волнений за будущее детей сделала ее строже и старше на вид.

Она любезно проводила гостей в дом, обставленный с большим вкусом, чем можно было ожидать. Явившись к дяде, Онегин принялся уничтожать мещанский уют. Его раздражали салфетки на всех столах и комодах, рюшки на занавесках, фарфоровые вазочки, выстроенные по высоте на камине.

Но в доме Лариной подобного не встречалось. Здесь царила простота и почти изысканность. Евгений не заметил ни одного предмета роскоши, которые нынче были в моде в столице: ни каменных статуй животных, ни позолоченных рам у зеркал, ни дорогих шкатулок. При этом единство цвета портьер, обивки мебели и ковра радовало взгляд. Бежевый, словно сливки в кофе, оттенок не раздражал и не угнетал. Висевшие по стенам картины тоже были выполнены в едином стиле, изображая виды на цветущий сад, и буквально приковывали к себе внимание. Здесь же обнаружилась и единственная напольная ваза, но с композицией из настоящих орхидей.

– Это я выращиваю в оранжерее, – покраснев, призналась Ларина. – У меня есть редкие сорта.

– Очень красиво, – честно похвалил Евгений. – И насколько я понимаю, сложно и трудоемко. Необычные и капризные цветы.

– Словно дети, у каждого своя особенность, – улыбнулась Прасковья Ларина, довольная комплиментом.

Онегин видел, что она с удовольствием бы побеседовала о своем увлечении, о любимых цветах, но этикет требовал знакомства с гостями.

Ему представили помещика Ивана Ивановича Петушкова, того самого любителя Адама Смита, крепкого, энергичного мужчину с уже округлившимся животиком, обтянутым атласной жилеткой, с внимательным взглядом и выражением ожидания на лице.

– Рады, рады гостям из столицы! – пожал он руку Евгению. – Очень рады. Как свежий ветер, ворвавшийся к нам с новостями. К нам, сами понимаете, доходит с опозданием все: идеи, новшества, изобретения. Ваши рассказы в связи с этим очень ценны.

– А какого рода новости хотите знать? Какие именно у вас интересы? – Евгений старался быть вежливым, хотя уже чувствовал, как унылая гримаса наползает на лицо.

– Меня все больше занимают экономика и финансы.

Иван Иванович как-то резко взял Онегина в оборот, подхватил под локоть, оттеснив Ленского. Подвел к дивану и усадил. Могло даже создаться впечатление, будто он хозяйничает в собственном доме.

Девушка Лариных поднесла бокалы с шампанским.

– Я поддерживаю труды Адама Смита и стараюсь внедрять в своих делах, – без перерыва продолжил помещик. – Закон конкуренции, закон свободного рынка и закон спроса и предложения – я все умудрился реализовать в делах поместья и деревни.

Онегин лишь кивал. Поддерживать тему не хотелось совсем. Цитирование американского экономиста было сейчас в такой моде, что, даже не читая и не понимая, о чем тот вещал, можно прослыть его знатоком, достаточно просто наизусть повторять его принципы, которые у всех на слуху.

– Нынче молодежь все больше предпочитает точным и финансовым наукам творчество, – взгляд Петушкова скользнул в сторону Ленского, и помещик отвесил ему легкий поклон. – И совсем не задумывается, что жизнь стоит денег, причем немалых.

– Было бы очень неплохо, если бы имелась возможность об этом не задумываться, – вяло поправил Онегин, – но жизнь, как правило, расставляет приоритеты как угодно ей. Сейчас такой век, что средства нужны на все: образование, содержание дома, развлечения, туалеты… буквально все требует финансовых вложений.

– Как вы рассудительны! Как я во всем с вами согласен! – заверил Петушков, не выпуская его руки. – Мне приятно слышать столь разумные речи от совсем еще юного мужчины. Вступая в общение с молодыми людьми, я все больше привык объяснять и доказывать верность своих суждений о том, что с младых ногтей следует заботиться о состоянии своих финансов и об обеспечении жизни.

– Я рано покинул отчий дом, и мне сызмальства пришлось самостоятельно заботиться о своей жизни, – пояснил Евгений, привыкший к светским, ничего особенно не значившим беседам.

Между тем он желал как можно скорее оказаться рядом с Ленским и продолжить их вчерашнее весьма приятное общение. У Онегина была для него новость, и он не сомневался, что она обрадует друга.

– Молодость можно понять. Когда юн, когда вся жизнь впереди, к тому же влюблен, все вокруг кажется ярким, цветущим и радостным. Не спорю, это прекрасно. Естественное качество молодости. Все представляется в розовом цвете. Проблем и сложностей не видится.

Речь из Петушкова лилась непрерывным потоком, гладким и ровным, словно спокойная чистая речка меж двух бережков. У Онегина даже зародилось подозрение, что Иван Иванович заучил ее, хоть такое и казалось странным. Да и зачем? Он ведь не знал, что познакомится с Евгением или с кем-то еще.

Позже стало понятно, что Петушков слишком много раз читал эту назидательную речь его сверстникам вроде Ленского с Ольгой, да наверняка и своим, и соседским детям. Должно быть, отпрыски Петушкова были чуть младше Евгения. К тому же Иван Иванович объяснял жизненные резоны соседям и друзьям, настаивал на своей точке зрения и регулярно повторял свою речь. Так часто повторял, что выучил наизусть. Поэтому она перестала быть порывом сердца, сделалась лишенной интонаций и страсти.

– Молодость – прекрасное время. Еще сам помню эти беззаботные дни, хоть и сызмальства был занят делом и настроен сделать приличный капитал.

– Дорогой мой Иван Иванович, – спасла ситуацию хозяйка дома, позвав гостя самым любезным тоном и так нежно и ласково улыбаясь, что Петушков выпустил Евгения из своего настойчивого окружения, – вы слишком заняли нашего гостя, а между тем все ищут его общества и внимания.

Ленский наконец смог занять место рядом с другом, и Евгений надеялся, что в течение всего вечера он не покинет его.

Прасковья Ларина между тем принялась представлять Онегина остальным гостям.

Когда его познакомили с четой Пустяковых – тихой пожилой парой, которая взирала на всех с необыкновенным спокойствием и благодушием, Ленский прошептал ему на ухо:

– Они редко участвуют в разговорах и обычно со всеми соглашаются. Их дочь хоть и очень молода, а сама занимается всеми делами, и родителям просто нечего делать. Вечера