Наследие - Мигель Бонфуа

сформировал разветвленную невидимую сеть, которую составляли иммигранты со всей Европы, так что в Лондоне образовались целые предместья, где английский стал иностранным языком, где в передних у раввинов проводились собрания и где на хасидские праздники накрывали викторианские столы, принося в жертву агнцев.

Яков женился на Полине, прибывшей в Лондон вместе с группой юных первопроходцев из Галиции, области в Северных Карпатах. Это была высокая женщина с длинными светлыми волосами и похожим на птичий клюв носом, к тому времени уже разведенная и имевшая дочь Аиду. Начало их лондонской любви было спокойным, но вскоре суровые условия жизни, тяготы изгнания и воспоминания о погромах заставили обоих мечтать об ином существовании, на другой стороне океана, на далеких берегах Нового Света.

В те годы некий барон де Гирш, еврейский финансист, объединил усилия с доктором Гильермо Левенталем, ученым провидцем, и они организовали массовое переселение русских евреев в Аргентину. Благодаря сообщениям в одесских газетах распространилась молва, будто барон купил в трехстах километрах от Буэнос-Айреса неосвоенное пространство, которому предстоит стать новой землей обетованной. После двадцати веков преследований евреев сто тридцать семей, прибывших из Бессарабии, Подолья и с других территорий в пределах черты оседлости, погрузились на судно «Лиссабон и Тьоло», полное раввинов из Севастополя и караимов, молодых талмудистов ешивы и польских проповедников, и прибыли в порт Ла-Плата. Именно тогда Яков Дановский, Полина и Аида пересекли Атлантику на борту корабля, в железном корпусе которого родился Бернардо, слабый плаксивый мальчик, много лет спустя ставший отцом Иларио.

По прибытии на новый континент они сели в поезд, который отвез их в еврейскую колонию Карлос-Касарес, расположенную на холодных равнинах, где ветер волнует плато с испанским артишоком, застроенных бараками из рубероида, насколько хватает глаз. Пришлось начинать жизнь с нуля — возводить хижины, засеивать поля, ходить за плутом. Но большинство мужчин не имели представления ни о кладке камня, ни о пахоте, не были ни пастухами, ни скотоводами. Им довелось столкнуться с недостатком пищи, отсутствием лекарств, нашествием саранчи и эпидемиями скота. На главной площади колонии переселенцы воздвигли синагогу частично из оливкового дерева, частично из квебрахо, как символ единения двух миров. Они устроили еврейское кладбище, без цветов и венков, и скромный лазарет примерно на тридцать коек, окруженный ранчо. Они учили детей пасти скот на лугах, но также ритуальным молитвам. Получившие свой клочок земли еврейские иммигранты, бедные и измученные, больные и сломленные, перенесли свои религиозные обычаи за тысячи километров, так что с первой пятницы марта хижины освещались восковыми свечами в ознаменование начала шаббата.

В течение нескольких месяцев вновь прибывшие одевались как gauchos[26], пили чай мате через смастеренную своими руками трубочку bombilla, учились нарезать мясо для приготовления асадо по креольскому рецепту. Построили будку для карабинеров, маленькую конюшню и рынок, где порой продавали пироги с яблоками в меду. Увенчали строительство колонии сооружением здания школы, в котором отвели отдельное крыло для изучения Пятикнижия Моисея. Времена года в этих краях были противоположны европейским сезонам и тянулись медленно, горы отличались от упоминавшихся в еврейских легендах, и ход жизни этого нового народа не знал поспешности миграции. В начале двадцатого столетия колония Карлос-Казарес растянулась на сорок гектаров и насчитывала больше пятисот жителей. Почва была вскопана, засажена топинамбуром и капустой, фасолью и шпинатом, и черные овцы разбредались по многочисленным зеленым полям на берегах большой лагуны под названием Альгарробо.

Яков, раввин колонии, поселился в доме на главной площади вместе с Полиной, Аидой и Бернардо. Теперь он был сухим молчаливым стариком, похожим на плод рожкового дерева, с седой бородой, пергаментной кожей на руках, и одинаково живо, но без воодушевления пахал землю и читал псалмы. Он хотел сделать Бернардо следующим раввином, но двенадцатилетний сын не желал учиться, не читал Талмуда и с прохладцей относился к шаббату. Мальчик перестал посещать синагогу и забросил изучение идиша ради испанского. Однако в тринадцать лет, как требовала традиция, он прошел обряд бар-мицвы, произнес необходимые фразы, прочитал речитативом отрывок из священного текста, но эти религиозные обряды были единственными жертвами, на которые он согласился ради отца.

Бернардо отвернулся от строгих правил своих предков и не чувствовал себя обремененным никакой миссией. Время неизбежно поколебало старые нравы, и однажды ноябрьской субботой Бернардо воспользовался тем, что все читали молитву в синагоге, проник в пекарню и объелся хлеба до тошноты. Яков был возмущен этим двойным преступлением и испытывал такой стыд за сына, что вознамерился выставить его на всеобщий позор, привязав к дереву на деревенской площади с дощечкой на груди, где было написано: «Я ел во время шаббата».

В тот же день пятнадцатилетний Бернардо решил покинуть Карлос-Касарес и уехать в столицу Чили Сантьяго, где и прожил до самой смерти, не отказываясь от аргентинского гражданства. Он сразу же приобрел популярность среди маленькой еврейской общины в Сантьяго, в этой компактной галактике, крепко спаянной, как менора, пронизанной здоровыми и прозрачными связями. Вскоре Бернардо влюбился в одну комедиантку, дочь еврейских иммигрантов, с которой познакомился на представлении в Городском театре, маленькую, худощавую, с большими голубыми глазами. Через несколько месяцев они сочетались браком в синагоге Бикур-Холим, построенной на юге проспекта Мотта. Молодожены сняли крошечную квартиру с единственным окном, выходящим на площадь, в районе Чакра-Вальпараисо, на востоке Сантьяго, на последнем этаже жилого дома, окруженного безлиственными деревьями.

Двадцать первого августа, через тридцать лет после бегства его отца из России, проснувшись от послеобеденного сна, Бернардо стал свидетелем взлета с чилийского аэродрома биплана «Сосед», управляемого французом Сезаром Копеттой Броссио. Авиатор снарядил летательный аппарат всего за неделю. Человек начал осваивать небо. Зрелище произвело на Бернардо необычайное впечатление: подобная демонстрация технического прогресса так поразила его, что он решил посвятить себя этой профессии.

Но поскольку Бернардо Дановски весил больше семидесяти килограммов, был близорук и женат, то не соответствовал необходимым требованиям для получения лицензии пилота, и ему пришлось довольствоваться работой в кабинете без окон, расположенном в офисе первой чилийской авиационной компании «Меркурио». Те годы он провел за составлением нормативных актов, выверкой записей высоты, продолжительности и дальности полетов. Бернардо работал с бизнесменами, которые отважно инвестировали в этот почтовый рынок завтрашнего дня, помогая снабдить страну новыми самолетами и организуя сборы средств от песков Атакамы до заснеженных вершин Пунта-Аренас.

Когда жена забеременела, супруги Дановски переехали на улицу Санто-Доминго, в зажиточный квартал, населенный французскими семьями, где и родился их единственный сын Иларио. У младенца были грустные мутные, похожие на самородки гагата глазки, смотревшие на мир со смущенной печалью. Когда он