Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

– Дай-то, Бог Христопуло Харитону быть счастливым в семейной жизни, как я был счастлив со своей Софией! Дай Бог вам, молодожены, также здоровья и хороших уважительных детей!

Все опять захлопали в ладоши, и Самсон с побагровевшим лицом от браги и нахлынувших чувств пошел на свое место опять натыкаясь на табуретки и стулья.

Роконоца с Ксенексолцей только успевали смахивать с лица слезы.

В середине свадьбы восьмилетняя Наташа вдруг заявила, что дружка невесты ей нравится больше. Все стали шикать на нее, чтоб замолчала. Тут вмешалась сама невеста:

– Наташенька, тебе больше нравится моя подружка?

Наташа немного смущенная, хотела слукавить и ответить, то, что все от нее ожидали, что она просто пошутила. Но видя доброжелательное лицо невесты, она осмелилась сказать:

– Да.

– А почему, Наташенька? – опять мягко спросила невеста.

– Потому, что она беленькая, а ты нет.

– А, так это только потому, что кожа моя не такая белая?

– Да, кожа белая, – ответила совсем осмелевшая от такого внимания Наталия. Все засмеялись.

Кики обняла ее и что-то хотела сказать, но тут подошел брат Генерал, и тетка забыла о племяннице. Наташа отошла к своему двоюродному брату Алексису. Ирини наблюдала за своей дочерью и удивлялась. Надо же какая бойкая! Не боится ничего, и родную маму в том числе. Хотя получает довольно часто за своеволие и непослушание. Ирина постоянно учит ее, как себя надо вести на людях, как разговаривать, знать свое место. «Каждый сверчок, знай свой шесток!» – не уставала она ей внушать. Отметила про себя, что не так уж и плохо у дочки получается. Разговор у нее отчетливый, неглупый. Однако, разве она понимает, как ее замечание может смутить невесту? Мала да глупа еще, надо будет и этот случай объяснить ей.

Ирина, наконец, отвела свои строгие глаза с дочи, которая делала вид, что не видит маминого взгляда. Свадьба набирала ход.

* * *

Как хорошо жить около мамы! Ощущать ее тепло, заботу, внимание к дочери и внукам. Одно слово-мамочка!

Роконоца заметно постарела: на лбу и у рта морщины углубились, в некогда голубых глазах прибавилось блеклости. Но ходила она все также прямо, скорой походкой. Всегда в темной косынке на голове, завязанной сзади узлом на затылке, в темном в цветочек платье, в фартуке, всегда готовая что-то сделать по дому. Ирининым детям хорошо здесь: поправились, подросли. Было с чего: молоко, сметана, масло со стола не переводились. Спасибо дорогой мамочке, но пора ехать домой… Наташе через три дня в школу. Новую школьную форму, сандалии, фартуки черный и белый, портфель для нее она купила здесь на вырученные от винограда деньги. Перед отъездом, напоследок, Ирини обошла дома сестры, брата, пригласила к себе в гости.

– Приезжайте. А то к нам в Джамбул едут Саввины родственники, а вам вроде и дела до меня нет.

– Приезжала же Кики, – заметил Генерал.

– Ну, а братьям почему не приехать?

– Ладно, живы будем, приедем, – пообещал Харик, оглядываясь на жену приветливыми глазами.

– Вы приезжайте, – сказал Генерал. – Привози свой виноград, спекулируй. Я слышал народ доволен твоими фруктами…

– Мне, по крайней мере, понравилось спекулировать, – засмеялась Ирини.

– Дорогу хоть оправдала? – спросила мать.

– Оправдала, мама, и даже сверх того.

– Ну, молодец! Приезжай каждый год, может сможете вылезти из своей нищеты.

– Думаю, Бог даст, пока Женечка не пойдет в школу так и буду делать. А уж потом устроюсь куда-нибудь на работу.

– Ты делай, как Митька-Харитон, наш сосед: работай, но и спекулировать не забывай, – дал дельный совет Генерал.

– Он же, наш Митька-Харитон и посоветовал мне заняться виноградом.

– Да, будешь брать положенный отпуск летом и вези фрукты, хоть и тяжело с грузом, понимаю. Зато будут лишние денежки. Так что торгуй за милую душу, а мы поможем, как сможем, – советовала Кики.

Ирини видела, как родные душой болеют за нее. Советовали, обсуждали, напутствовали. В обратный путь собрали ей столько продуктов, что чемоданы были тяжелее, чем когда были заполнены виноградом и яблоками.

В последний день перед отъездом Ирини допоздна просидела с мамой, а наутро Генерал отвез их на вокзал. Дети долго махали бабушке. В поезде, все еще, всхлипывая, Наташа улеглась на верхнюю полку.

Савва встретил их на вокзале, прямо у вагона. На этот раз Ирини дала ему телеграмму, поскольку с детьми и грузом было самой не справиться. Дети облепили его. Улыбаясь и сверкая своими железными по обе стороны рта коренными зубами, он быстро и осторожно, по-хозяйски перетаскал в свой автобус коробки и чемоданы, зная, что там тещины гостинцы в виде топленного сливочного масла в трехлитровых банках, не один килограмм хорошего сала, копченная домашняя колбаса и так далее. Все то, что в доме было в самом дефицитном количестве круглый год, до тех пор, пока жена не съездит в Осакаровку к родным. Дети помогали и путались у него под ногами.

– Папа, а мы на озере купались, – сообщила Наташа, поднося сетку с вещами.

– Здорово, ну и как?

– Хорошо. Я уже умею немного плавать, гордо заявила старшая дочь.

– Какая молодец, это нужное дело! – похвалил отец.

– Я тоже купалась, – незамедлительно сообщила трехлетняя Женя

– И я, – добавила Катя, – излучая спокойные, радостные лучи из своих счастливых глаз. Савва обнял ее. Она была какая-то самая нежная, послушная, чуткая, к тому же очень похожая на свою мать. Глаза, правда были точно его. Он любил, точнее жалел всех своих дочек, но ее особенно. Может быть потому, что она была самая слабая, болезненная и очень любящая своего папу. Не то, что шустрые старшая и младшая. Смуглявая младшая была чистый сорванец, с мальчишескими замашками и очень симпатичная. Нет девочки должны быть беленькими, как Катюшка. Ну, а Наташка – с серединки на половинку: беленькая в маму, а лицом в папу. Свою внешность Савва оценивал невысоко. Все бы ничего, да рот и нос большие.

Дома дети разбежались по всем углам родного дома, радостно взвизгивая и демонстрируя, что они нашли из своих резиновых игрушек, которых тоже было раз-два и обчелся.

Ирину насмешили газетки, аккуратно разостланные во всех комнатах, как объяснил муж, чтоб не затоптать полы.

Пыл своего супруга Ирина не разделяла. Хотела бы, но не получалось. Сколько бы раз она себя не спрашивала, – почему? – так толком и не могла ответить. Что-то мешало ей быть счастливой при таком положительном муже. Не нравились ей его поцелуи в губы, ей это было неприятно, и она отворачивалась, почти выворачивалась, когда