Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню

Баронет еще немного постоял у окна, ожидая, что загадочные фигуры вернутся. Но они не появлялись. По спине у него поползли мурашки.

– Если им нужен я, им ничего не стоит отыскать меня и растерзать. Да, ничего не стоит.

Баронет вернулся к письмам, коих накопилось уже два десятка. Он решил для очистки совести наконец ответить на них. Такая задача не вставала перед ним до тех пор, пока три дня назад сэр Бейл не освободил Филипа Фельтрэма от обязанностей секретаря – прежде тот брал на себя всю рутинную работу.

Углубившись в письмо, сэр Бейл не мог отделаться от ощущения, что черные тени, проскользнувшие под окном, готовят ему какой-то неприятный сюрприз. Тревожные подозрения заставляли его то и дело поднимать глаза на дверь, за которой ему мерещились шаги и голоса. Прождав бесплодно несколько минут, он говорил себе: «Если кто-то собирается войти, какого черта он не идет?» – и снова погружался в работу.

Внезапно в коридоре зашелестели шаги доброй миссис Джулапер, зазвенели ее ключи.

Наконец-то он узнает, в чем дело! В дверь торопливо постучали. Баронет поднялся, но не успел он ответить, как посреди особенно громкого раската грома, потрясшего дом до основания, добрая старушка в волнении распахнула дверь и, горестно воздев руки, возгласила:

– О, сэр Бейл! О, сэр! Там наш бедный Филип Фельтрэм. Он вернулся домой – мертвый!

Сэр Бейл смерил ее тяжелым взглядом.

– Подойдите ближе и скажите вразумительно, – приказал он. – Что случилось?

– Он лежит на диване в старой буфетной. Видели бы вы его! О боже! О, сэр! Что есть жизнь?

– Черт побери, перестаньте наконец рыдать и объясните, что стряслось?

– Огонь в камине уже развели, отогревают его, да что толку? Люди делают, что могут, а Том Уоррен поскакал в Голден-Фрайерс за доктором Торви.

– Утонул он или только воды наглотался? Ну-ка, отведите меня к нему. Мертвецам не нужен ни огонь в камине, ни совет доктора. Я сам взгляну.

Итак, сэр Бейл, угрюмый и бледный, в сопровождении легконогой миссис Джулапер прошагал по коридорам и очутился в старой буфетной, давно не использовавшейся по прямому назначению. В эту минуту здесь собралась вся прислуга да в придачу трое рыбаков, живших на берегу озера. Один из них промок до нитки, и вода потоками лилась из его рукавов, стекала по складкам в карманы жилета и хлюпала в ботинках. Ручейки, капавшие с мокрых волос, струились по щекам, будто потоки слез.

Сэр Бейл, мертвенно-бледный, быстрыми шагами вошел в буфетную. При его появлении все расступились. В полной тишине он склонился над Филипом Фельтрэмом, лежавшим на низкой кровати у стены в тусклом свете двух или трех свечей, расставленных по углам комнаты.

Сэр Бейл положил руку на холодное влажное запястье.

Баронет знал, как действовать в таких случаях. Он знал, что делать, чтобы спасти человека, если в нем теплилась хоть малейшая искра жизни. Слуги тотчас засуетились. С Филипа сняли промокшую одежду, укутали в горячие одеяла, обложили грелками и теплыми кирпичами. Его уложили головой вниз, так, чтобы вода свободно вытекала из легких через рот. С помощью больших мехов в грудь ему вдували воздух, старым испытанным приемом поддерживая искусственное дыхание.

Но все старания оказались напрасны. Черты Филипа Фельтрэма сохраняли печальную безмятежность, виски оставались холодными, с посиневших губ не слетало ни малейшего дыхания; белые, как у рыбы, незрячие глаза закатились, пульс не прощупывался. Холодный, как лед, лежал он среди горячих грелок и подогретых кирпичей.

В конце концов, испробовав все возможные средства, сэр Бейл, руководивший спасательными работами, положил руку на сердце Фельтрэма. Прислушавшись, он покачал головой и, глядя в осунувшееся лицо, произнес:

– Боюсь, все кончено. Умер, бедняга! И запомните вот что: миссис Джулапер может рассказать вам больше, чем я. Она знает, что нынче ночью он ушел из дома не по моей воле, а повинуясь лишь собственному упрямству; может быть, в своем беспричинном негодовании он желал бросить тень на этот дом, сделав вид, что мы в такую бурю отказали ему в приюте. Впрочем, я прощаю его за это, ибо нет на свете обвинения лживее. Миссис Джулапер слышала, как радушно я предлагал ему остаться, но он не послушался. Он сам принял решение, никому не сказав. Сказал он вам, миссис Джулапер, что собирается уходить?

– Нет, сэр, – всхлипнула миссис Джулапер из-за носового платка, полностью скрывавшего лицо.

– Ни единой душе не сказал, поступил лишь по собственному капризу. Бедный Фельтрэм! Вот к чему это привело, – продолжал баронет. – Мы сделали все возможное. Не думаю, что доктор по прибытии скажет, что мы что-то упустили. Однако ничто не помогло. Знает кто-нибудь, как это случилось?

Нашлись два человека, хорошо знавших, что произошло: старик, мокрый насквозь, и его спутник помоложе, также находившийся в буфетной, – он помог отнести Фельтрэма домой.

Старый рыбак, Том Марлин, жил в причудливой каменной хижине на самом берегу озера, как раз под Мардайкс-Холлом. Говорили, что это не дом, а остаток каменной башни, некогда защищавшей неприступный замок Мардайкс-Касл со стороны воды, – нынешнее здание усадьбы представляет собой лишь остаток былого великолепного строения.

Семья Тома Марлина издревле обладала правом рыбной ловли в озере, и он обеспечивал свежей щукой весь Голден-Фрайерс. Кроме того, старик держал две лодки и изредка зарабатывал монету-другую, перевозя пассажиров на другой берег. Макушка этого морщинистого старика с кустистыми бровями была лысой, но по бокам головы свисали длинные седые космы. Он сказал:

– Давеча Фельтрэм заходил ко мне утром, просил перевезти через озеро, но не сказал, в какой час. К вечеру началась гроза, и сами понимаете, нынче ночью я его не ждал. Жена моя только зажгла фитилек, хоть света от молний и так хватало, как вдруг сквозь гром слышу: кто-то стучит щеколдой. Открываю – кто бы вы думали? Бедняга Филип Фельтрэм! В недобрый час пустился он в путь! Не по себе ему было, сразу видать, хоть раньше он никогда духом не падал, всегда был добр и весел. Он просил меня немедля перевезти его на тот берег в Клустеддскую долину. Жена моя и слышать о том не хотела, да и я сказал: «Черт меня побери, если поеду». Но его не так-то легко было отговорить: рыдает, бедняга, идет качаясь, видать, в уме повредился. «В конце концов, – подумал я, – ветер с севера, как раз с Голден-Фрайерса дует, за Змеиным островом, поди, шторм разгулялся. Довезу-ка я его до острова, а там он сам глянет, что на