Плач умирающих звёзд - Стейс Крамер

она с какой-то уж свирепой радостью и позволяла эти встречи. Пока что Пэкер ничего путного не услышала: Искра минут двадцать рассказывала Никки своим монотонным, усыпляющим голосом про то, как прошла вечеринка для Калли.

– …Мы выпили много вина, танцевали долго, а на следующий день я познала все «прелести» похмельного синдрома. Конечно, у него нет никаких прелестей, это я нарочно так высказалась… Так говорят.

Никки почти не слушала Искру, сидела без мысли, смотрела в упор и как бы сквозь нее, имела грустный и усталый вид. Когда Искра, наконец, замолкла, она проговорила тоже безэмоционально:

– Очень интересная история, даже поучительная. На этом, думаю, нам стоит завершить нашу беседу.

– Никки… ты сердишься на меня за что-то? Тебе не нравится, что я прихожу?

– Да мне все равно, если честно – приходишь ты, не приходишь, – уже горячась, ответила Никки.

– А что еще может сделать подруга, когда ее подруга в тюрьме?..

Никки вдруг почувствовала себя необыкновенно раздраженной. Причиной ее такого состояния была не сама Искра, а эта ее собачья верность. Никки нисколько не сомневалась в том, что Искра всего-навсего притворяется. Не верила она больше в добро. Все черно в этом мире, все напрочь прогнило. Такие мысли появились у Никки после того, как она поняла, что мать предала ее. «Ох, мамулька, ты от меня так просто не отделаешься. Вместе будем жариться в адском котле! Ненавижу! Как же я всех ненавижу!» Отчаяние и разочарование в жизни, в людях могильной плитой легли на душу Никки. Все это неистовое буйство чувств Никки решила обрушить на ни в чем не повинную Искру:

– Подруга? Какая же ты мне подруга? Ты собачонка моя. Псина ты убогая, никому не нужная дворняга, что я сдуру подобрала! Носишься вечно за мной хвостом, падаль драная! Сколько еще ты мне будешь служить, а? Да и служишь ли на самом деле, али показушно со мной только за то, что я тебя в люди вывела? Когда до твоего микроскопического мозга дойдет, что я тебя пре-зи-ра-ю! Шавка! Ходишь ко мне, жалеешь якобы, и в то же время думаешь, как все: «Убийца! Убийца! Убийца!» Да?! Скажи, так или не так?!

Искра все это выслушала в послушном оцепенении. У Власты даже сердце больно сжалось от жалости к ней.

– …Ты никого не убивала. Ты добрый человек, – понуро ответила Искра.

– Я добрая?! Ха-ха-ха! Насмешила! Ты ошибаешься! Ой, как ошибаешься… А я ведь убила Элая. – По телу Власты в этот момент змейкой пробежала нервная конвульсия. «ВОТ ОНО! Призналась, наконец-то… Теперь-то ей точно отсюда выхода нет!» А Никки всё продолжала, не помышляя о том, к каким роковым последствиям могут привести ее слова: – Вот этими руками, не церемонясь, взяла и убила! Как тебе это?!

– Нет, Никки, – твердым голосом ответила Искра, ни секунды не колеблясь. – Ты можешь испортить жизнь, но не забрать ее.

Никки так и обмерла вся. Слова Искры прозвучали как приговор и оправдание одновременно, не было в них ни грамма фальши. Никки только сейчас поняла, что Искра – единственный человек на всем белом свете, который верит ей. Правда верит! Сверх того, она знает, что Никки – невиновна. Возможно, то ей подсказали особенные, отличающие ее от всех «нормальных» людей, чувства, заложенные в ее непостижимую душу. Как же стыдно стало Никки за все свои поганые слова.

Искра двинулась к выходу:

– Пока, Никки. Больше не буду тебе докучать.

– Стой! Вернись… – обратилась Никки к Искре, уже окончательно раскаявшись. Но вместо того, чтобы извиниться, Никки вдруг стала говорить на совершенно другую тему, что Искра затронула еще в начале их встречи: – Так ты говоришь, что Диана и Элеттра теперь стопроцентно вместе?

– Да… – растерялась Искра, не понимая, почему Никки заговорила сейчас об этом.

– И Калли вернулась… – задумчиво протянула Никки. – Скоро в «Греджерс» будет очень неспокойно. Я хочу узнать, что ты обо всем этом думаешь.

– О чем именно, Никки?

– Что происходит между вами: дружба или игра?

– Я считаю, что мы дружим.

– А я уверена, что это подлая игра. Ты нужна Брандт и Кинг как оружие. Ожидаемый ход! Вот тебе мой совет, и ты к нему обязательно прислушайся: доверяй только Калли, держись ее! Она тебя никогда не подведет.

– …Хорошо, я поняла.

– Да, и вот еще что. Запомни на будущее, чудик ты мой: после веселой вечеринки неплохо бы выпить отвар петрушки с добавлением тертого сельдерея. Тогда похмелье как рукой снимет, уж я в этом деле знаток. И… забудь все, что я тебе наговорила до этого. Ты ведь не станешь на меня злиться? Это я собака, бешеная притом. Кидаюсь на людей ни за что ни про что. Когда же меня пристрелят-то, а?! Ха-ха!

Если, едва только встретившись с Искрой, Никки уже хотела скорей сбежать, то теперь ей совсем не хотелось расставаться с ней. Никки стала сильно переживать за Искру, уже предугадывая, какой ужас ждет ее в школе. Потому она и хотела как можно дольше продержать Искру подле себя, как бы защищая ее таким образом. Никки прямо-таки ощущала, как в сердце ее подымается никогда еще не бывалое в ней умиление к Искре. Теперь уж она сама к ней привязана. Так благодарна была Никки за то, что Искра взаправду на ее стороне!

* * *

А теперь я вам расскажу немного о нашумевшем, диком гнездышке, что расположился на одной из темных улочек Голхэма. Гнездышко имело название «Машенька». Это был грязненький кабак с несколькими бильярдными столами, в котором каждый вечер находили приют шваль отпетая, жалкое голхэмское отребье – в общем, все представители нижайшего слоя населения бедного района. И вот в такое «романтичное» заведение Савьер пригласил Калли. Последняя была очень рада тому, что в помещении полутемно, благодаря чему от ее глаз была скрыта вся та грязь, что «украшала» стены, столы и пол, да и еще не видит она вульгарные, испитые рожи завсегдатаев «Машеньки», что то и дело поглядывали на нее, облизываясь. Ее подташнивало от густого чада перегара, курева и пропотевшей мужской плоти, оттого она брезгливо прикрывала нос ладошкой и морщилась.

– Скверное местечко, да? – улыбнулся Савьер.

– …Необычное.

Савьер глядел на все окружавшее их безобразие безжизненными, потухшими глазами.

– Ты хотела узнать, как я теперь живу, чем занимаюсь… Пришло время рассказать тебе все. Видишь вон того мужика? – Савьер указал на мужчину у барной стойки. Калли, кстати говоря, еще только войдя в кабак, обратила на него внимание. Примечательно то, что ничего примечательного в нем не было: единственной выдающейся чертой