Москва, Адонай! - Артемий Сергеевич Леонтьев

Машина въехала во двор, остановилась у подъезда с обклеенной рекламами дверью. Орловский расплатился с таксистом и выставил чемоданы. Домофон ответил нудными гудками. Лиля взволнованно перебирала пальцы.

– Да не переживай ты, просто разминулись… где-нибудь в дороге сейчас, может, просто опоздала в аэропорт и теперь тащится назад, а с телефоном да мало ли какая фигня может…

Ключей от квартиры Лики у них не было, пришлось ждать, когда железную дверь откроет кто-то из соседей – из подъезда выбежала юркая пятиклашка с синими резинками на косичках и разноцветным мячиком подмышкой. Арсений придержал дверь, взял чемоданы, а потом поднялся на лифте к знакомому глазку и золотистой ручке. Нажал кнопку звонка – ответа не последовало. Взбешенная Лиля начала долбить кулаком. Дернула ручку, дверь поддалась и отворилась. Супруги переглянулись, вошли в прихожую.

Голос Арсения наполнил звенящую от тишины квартиру:

– Лика, это мы… – пространство обездвиженной мертвой квартиры отхаркнуло в ответ броским и рваным эхом: ыыы-ыы-ы – словно дразнило, издевалось над вошедшими и их слепым неведением, над жалким лепетом их слов. Арсений никогда еще не слышал эхо в лилиной квартире, ее квартира была слишком живой для этого, сейчас эхо заявило о себе, будто вся мебель была вынесена и все в некогда жилых квадратах теперь непоправимо изменилось: так мхом обрастает камень, срывается голос того, кто слишком долго молчал, а неподвижность помещений затягивается паутиной.

Резкий, тяжелый запах. Почувствовав смрад, Лиля схватила мужа за руку:

– Что за вонь? – прикрыла нос ладонью.

Орловский понял причину запаха сразу, шагая по коридору, он только выжидал, когда увидит подтверждение своей догадки. Жене он солгал, чтобы успокоить хотя бы на несколько минут:

– У нее просто кошка старая сдохла…

Лиля поверила, хотя отлично знала, что у подруги из-за аллергии никогда не было домашних животных – она уцепилась за эту хлипкую ложь, чтобы спрятаться от ужасного предчувствия. В длинном коридоре разбросанные на полу игрушки – лезут под ноги, бренчат и трезвонят. Сам того не замечая, Арсений нарочно наступал на них, чтобы пластмассовый грохот разгонял пугающую тишину. Пока замешкавшаяся Лиля стояла в прихожей, он уже прошел до конца коридора и остановился… Первая мысль – увести жену из квартиры, чтобы не увидела висевшее справа, вытянувшееся, как змея, тело Лики: на закрытых веках и перехваченной поясом шее багровели пучки лопнувших капилляров, из-под халата выглядывали оголенный живот с большими трупными пятнами и обвислая, посиневшая грудь. Ноги касались линолеума, они разъехались в стороны, разбухнув от фиолетово-черных отеков; пояса халатов вытянулись, и Лика стояла на заломанных ступнях. Привязанная к турнику, она немного наклонилась вперед, от чего становилось еще страшнее. Казалось, сейчас Лика откроет глаза, сдернет петлю и захохочет так, как умела при жизни – с простодушным, почти подростковым куражом. Увидев ее тело, Арсений уже не сомневался: его сын, Ярослав, тоже мертв, но поверить в это вот так вот сразу наскоком, без преодоления и натуги, было невозможно.

Он резко повернулся: Лиля шла к нему по коридору, почти крадучись ступала: в отличие от Арсения, ее пугал сейчас любой звук, она боялась рассеивать эту мертвую тишину, как опасаются разбить ртутный градусник, зажатый подмышкой, женщина будто держалась за эту тишину, словно видела в ней определенный гарант покоя и защиты. Лиля внимательно и с испугом смотрела в глаза мужа, то ли интуитивно предчувствуя катастрофу, то ли прочитав все по лицу Арсения. Орловский кинулся навстречу, обнял за плечи и повел жену обратно. Она впилась в руку, как хищная птица, расцарапала кожу до крови:

– Что такое?! Что там?! Куда меня тащишь?!

– Тише, тише, хорошая, под-дем на кухню…

Лилино лицо побагровело, она заорала на всю квартиру:

– Ф-ф-фусти! Ф-ф-фусти мня! Я хочу своими глазами его… Убери от мня свои…

Арсений сдавил тонкие кисти. Лиля вскрикнула и чуть обмякла. Он вытолкнул ее на кухню.

– Сядь, успокойся. Там Лика, тебе незачем на нее смотреть! Она повесилась.

«…лась, лась, повеси-лась…» – стрельнуло в голове.

Лилины ноги подкосились – она упала. Арсений встал на колено рядом, шептал, поглаживая ее волосы:

– Тише, маленькая, успокойся.

– Что-с… что-с…ком? Что с Яриком? – задыхаясь.

– Я его не видел, возьми себя в руки. Он может быть у мамы…

В первую секунду Лиля поверила, но потом опомнилась и со всей силой хлестнула мужа по щеке:

– Не ври!!! Они еще не вернулись! Что с Яриком, я тя спрашиваю, тварь?!

Лицо Арсения придвинулось совсем близко, руки крепко сцепили, контролировали:

– Если ты обещаешь, что успокоишься и подождешь здесь, я пойду и посмотрю…

Перепуганные, дикие глаза Лили уставились на мужа:

– Я спокойна! Спокойна, пусти!

– Жди здесь или…

Ударила кулаком в грудь:

– Да иди же, мать твою! Да быстрей же, урод!!!

Арсений разжал пальцы и встал: быстрыми шагами рванулся в коридор. Сначала заглянул в маленькую комнату, напротив которой висело тело Лики – комната была пуста: разбросанная пижама, плюшевые зайцы, медведи и яркие обложки смеющихся книжек.

Вернулся в коридор, пересилил себя и прошел рядом с телом – запах высохшей мочи, кала и гниения: тленная шкура бренной оболочки, опадающей с человека после его смерти. Прижался к стене, чтобы не дотрагиваться, боком прошел в комнату, которая находилась за спиной мертвой Лики: здесь тоже пусто – ковер, аккуратно заправленный диван, компьютерный стол из светлого ДСП.

Взгляд коснулся круглой ручки двери в ванную; свет включен – этот желтушный свет, пробивающийся сквозь матовую полоску дверного стекла, стал моментальным ответом, крайней точкой отчаяния; Орловскому показалось странным, что он не вошел в ванную сразу, не шагнул навстречу этому страшному свету, ведь он заметил его с первых секунд, когда еще шел по коридору, наступая на пластмассовые игрушки. В голове промелькнуло: свернул в комнаты, потому что слишком быстро понял этот свет в ванной – понял гораздо быстрее того, чем был готов понять и принять… Повернул ручку и распахнул: серые пятна на белом тельце; торчащая из-под воды голова с залысинами – часть волос выпала и плавала в ванной, а оставшиеся выглядывали на поверхность; сморщенная кожа ребенка местами отслоилась от рук и болталась в воде, похожая на лопнувший капроновый чулок. Спертый, ужасающий трупный запах, похожий на кислый газ, был настолько тяжелым и плотным, что Арсений ударился об него, как о бетонную стену – голова закружилась, ноги обмякли.

Орловский сжал ладонями лицо, скатился по дверному косяку на пол. Не заметил, как подошла Лиля – увидел ее только после