Тише - Кейт Максвелл

беременности. Я знаю, зачем она это делает: чтобы загладить вину. Ей неловко за первую реакцию на мою идею родить ребенка «для себя», за долгую паузу в ответ на известие о беременности. «Чудесная новость, Стиви», – сказала она тогда в конце концов. Но те первые секунды молчания уже не переиграть.

– Чем тебе помочь?

– Ну, например… взять его на руки.

– Конечно! А ты пока сходи прими душ.

Какое облегчение – побыть в одиночестве! Я стою под горячими струями, проводя пальцем по узорам на кафеле, – что угодно, лишь бы не касаться своего незнакомого тела, – пока ванную не заволакивает паром, а вода не становится холодной.

Вытираясь, разглядываю висящий над унитазом рекламный постер с анонсом очередной вечеринки в нашем нью-йоркском клубе. На время декретного отпуска мои функции перешли к Майку. «Постараюсь не подвести», – сказал он на прощание. Интересно, как там у него получается? Надо бы позвонить – только чтобы это не показалось проверкой. Пожалуй, стоит выделить день для обмена новостями, попросить Ребекку посидеть с ребенком, назначить несколько встреч, узнать о планах на Рождество, о журнале, о развитии новых клубов. Заодно напомню Лексу, что я все еще здесь и скоро вернусь в строй – он и глазом моргнуть не успеет. Да, именно так я и сделаю.

Когда я появляюсь в комнате, Эш поднимает на меня глаза и заходится в плаче.

– Ты мой сладкий! Не узнал мамочку? Она просто помылась, – утешает его мама.

– Наверное, проголодался, – говорю я. – Пора дать ему бутылочку.

– А тебе – чаю с тортиком! – говорит она мне, словно какой-то шестилетке. – Я как раз привезла, – добавляет она, укладывая Эша в доставшееся от Миры креслице-качалку и вручая мне коробку. – Правда, пекла не я.

– Я догадалась. – Мама сроду ничего не пекла. – Спасибо, мам!

Мы едим торт из супермаркета и обсуждаем другие возможные проявления генетического сходства.

– Узнаешь? – спрашивает вдруг она, доставая что-то из сумки.

Это моя старая пластиковая погремушка в виде улыбающегося подсолнуха с выпученными глазами.

– Конечно!

Она машет игрушкой перед внуком, и его глаза расширяются.

– А это?

Мама вытаскивает мой разноцветный телефон на колесиках и начинает возить его по комнате за оранжевый шнурок. Слушая знакомое позвякивание, я закрываю глаза и переношусь на нашу ферму, в кухню с лимонно-желтыми шкафчиками и терракотовым полом. Потом открываю глаза – иначе рискую заснуть! – и вижу, что Эш пытается поворачивать голову в сторону игрушки под бабушкино одобрительное воркование. Через несколько минут он вырубается прямо на игровом коврике – его крошечному мозгу нужен отдых после столь мощной стимуляции. Я ведь и сама могла с ним так поиграть; просто думала, что он еще слишком мал. Меня охватывает чувство вины.

– Мам, давай сходим куда-нибудь пообедать, – говорю я. Запас супов и рагу в морозилке почти иссяк, так что в любом случае придется выползать из квартиры, хотя ужасно не хочется. К тому же надо показать маме все достопримечательности моего района.

– Только не очень далеко, ладно? – неуверенно соглашается она.

До Хай-стрит всего пятнадцать минут пешком, однако наша прогулка длится вдвое дольше. Мама плетется с коляской позади меня, разглядывая серо-коричневые окрестности с жадным любопытством только что отмотавшего срок заключенного: людей в окнах домов, заправляющиеся на зарядных станциях электромобили, пролетающие над головой вертолеты.

– Пойдем уже, «мышь полевая»[17], – шутливо говорю я, когда они наконец меня нагоняют.

– Прости, дорогая, что-то я совсем запыхалась. Давай присядем на минутку?

Скамейка в конце улицы стоит лицом к главной дороге и вечно окутана шлейфом выхлопных газов; я никогда не видела, чтобы кто-нибудь использовал ее по назначению. И все же мы на нее садимся. Мама берет меня под руку.

– Как хорошо, – говорит она сквозь шум проезжающего автобуса. – Ради таких вот моментов и стоит жить!

Когда мы наконец оказываемся на Хай-стрит, я смотрю по сторонам в поисках ресторана с пеленальным столиком и меню, подходящим для желудка почти восьмидесятилетней дамы, решительно прохожу мимо детского кафе, чтобы опять не нарваться на знакомых мамочек, и направляюсь к пиццерии.

– Очень миленько, – говорит мама, окинув одобрительным взглядом кирпичные стены и открытую кухню. – Напоминает Нью-Йорк, правда?

Я киваю, подняв глаза на обитый жестью потолок.

– Кажется, Джесс прилетает на следующей неделе? – спрашивает мама после того, как мы делаем заказ.

– Да.

– Тогда я снова приеду, чтобы ее повидать – и тебя, естественно.

– Здорово. Ты давно с ней говорила?

– Мы не говорим, только переписываемся. Думаю, у нее все хорошо. И конечно, она за тебя очень рада.

– Поначалу мне так не показалось.

– Ты всех нас тогда удивила.

– Потому что решилась на ребенка без мужчины?

– Знаю, дорогая, я ужасно старомодна. Да и времена сейчас другие… Но все-таки обычно для того, чтобы завести ребенка, нужно сначала найти мужчину.

– Как думаешь, Джесс не жалеет, что у нее этого не было?

– Ребенка или мужчины? – Мама теребит мочку уха и поглядывает на спящего в коляске Эша. – Тебе лучше спросить у нее. И потом, знаешь… Хотя никто из нас не хотел, чтобы она уезжала в Нью-Йорк, ей там действительно хорошо.

Значит, по мнению мамы, это всегда или-или. Нью-Йорк или дети и отношения. Возможно, она права.

– Это пошло ей на пользу, – продолжает мама. – И тебе тоже. Но я так рада, что ты вернулась! Словами не передать! Наша любимая малышка… Когда ты уехала, я чувствовала себя опустошенной. Какое счастье, что я успела погостить в Нью-Йорке до твоего возвращения! Здорово было, правда? Мы все втроем в Большом Яблоке!

Мама всегда умела мастерски переводить разговор на другую тему; это у нас семейное. Я рассеянно слушаю о ее самых ярких впечатлениях от американского отпуска – вид из окна квартиры, Бродвейский мюзикл, половину которого она проспала, – а сама думаю о решении Джесс, навсегда омрачившем для меня все нью-йоркские красоты много лет назад.

Однажды сестра приехала из Лондона на выходные. Она заметно нервничала и сказала мне, что должна поговорить с родителями о чем-то важном. В субботу утром она позвала их в гостиную. Я подслушивала под дверью.

– Давно пора, – сказала тогда Джесс.

Затем раздался голос отца.

– Лондон? – рявкнул он. – Только через мой труп!

Слушать дальше я не стала. Подозревая, что дверь вот-вот распахнется и оттуда пулей вылетит Джесс, я убежала в сад. Но когда увидела ее заплаканные глаза и спросила, что случилось, сестра лишь отвела взгляд.

Наверное, хотела, чтобы мы всей семьей навестили ее в Лондоне, решила я. Джесс работала там консультантом по вопросам управления и в отличие от однокурсников, подвизавшихся