С четырех сторон - Шрикришна Аланахалли

потом не оберешься. Поэтому лучше уж покончить со всем сегодня же ночью. Рудра позвал еще двоих мужчин. Тем временем Ломпи погрузил дрова. Рудра сам взялся править и осторожно повел повозку в сторону деревенского пруда. Ломпи пошел за повозкой. Силла остался с Китти. Вошла тетя.

— Как же так, Китти, — воскликнула она, — ты до сих пор не спишь? — Она попросила Силлу запереть дверь на засов и лечь спать в доме.

Китти не спалось. Голова шла кругом от мыслей. Почему повесилась Савитрамма? Что значит «на четвертом месяце»?.. И вообще, что происходит в жизни? Зачем люди умирают? Надо бы спросить у тети. Но она, кажется, заснула. Ананта, наверное, сейчас плачет. Снова и снова вспоминались ему умершие: старуха с запавшими глазами — бабушка Наги… Монна, растерзанный леопардом… а теперь вот и Савитрамма. От всех этих мыслей ему стало не по себе. Он весь вспотел. Его передернуло. Он крепко прижался к тете.

11

Китти ликовал. Завтра вечером — спектакль. Сегодня — праздник колесницы и Окали в Хосуре. Он поднялся ни свет ни заря. Хотя зубы стучали от холода, он разделся и пошел мыться: ведь, если придет тетя да примется намывать ему руки и тело, этому конца не будет! Тогда уж он, конечно, опоздает! Торопливо помывшись, он вышел из ванной. Поспешность Китти позабавила Камаламму. Опасаясь, что он может улизнуть из дому не поев, она дала ему наскоро приготовленный завтрак. Мигом проглотив его, он сунул в карман коротких брюк монетку в две аны, которую дала ему тетя, и поспешил к дому Наги. Наги горько плакала. Ее отец сидел, обхватив голову руками, на бревне, отгораживающем стойло в коровнике. В доме до сих пор не было убрано. Скотина все еще оставалась в хлеву. Китти был ужасно разочарован. Наги даже не умыта. Да что же это со всеми случилось? Почему они сидят в скорбных позах? Ведь еще вчера вечером мачеха Наги просила передать ему, чтобы он взял Наги с собой в Хосур на праздник колесницы. Китти вернулся в большую комнату и спросил:

— Наги, тебя, может быть, мачеха не отпускает?

Наги разрыдалась. Китти все это показалось странным. Он обошел весь дом: заглянул в среднюю комнату, на кухню — Кальяни нигде не было. Куда же она ушла в такую рань, не растопив даже очаг на кухне? Наги рыдала и не отвечала на его вопросы.

Китти пошел к отцу Наги. Сингаппаговда не знал, как ответить Китти. Он сидел на прежнем месте, устремив неподвижный взгляд на старую корову, мерно качающую головой. Китти с удивлением смотрел на него: колючий кустарник бороды и усов… черные с проседью волосы, заплетенные в косицу… морщинистый лоб… большие серьги в ушах… Впервые Китти видел его таким ошеломленным. Обычно, заметив Китти, он сплевывал бетелевую жвачку и вступал с ним в разговор. Почему же сегодня он точно окаменел? Китти потянул его за рубаху и повторил свой вопрос:

— А где Кальяни?

Сингаппаговда чувствовал себя глубоко несчастным. Он тяжело вздохнул. «Как могу я сказать ребенку, — думал он, — куда убежала Кальяни, почему и с кем». Наконец, не в силах больше сдерживать себя, он вымолвил, всхлипывая, как женщина:

— Она ушла, Китти… она меня опозорила… я от стыда не смогу показаться в деревне. — Его душили рыдания.

Китти опрометью помчался домой. Он боялся опоздать на праздник колесницы, но, жалея Наги, решил не идти в Хосур без нее. Одним духом выпалил Китти эту новость тете, которая поначалу ничего не поняла. Наконец, когда он сказал ей, что Наги и ее отец плачут, она смутно припомнила слухи, ходившие о Кальяни. И принялась бранить ее последними словами. Китти это удивило. Сколько раз тетя ругала отца Наги, когда Кальяни, избитая и выгнанная им из дому, вся в слезах приходила к ним. Тетя всегда давала ей поесть, прежде чем уложить спать. Китти помнил, что всего несколько дней назад отец Наги отстегал ее кнутом и у нее на бедрах вздулись широкие полосы. Тетя смазала раны маслом, а наутро сама отвела Кальяни домой. Наверное, Кальяни сбежала из-за того, что ей так доставалось.

С поля вернулся дядя и, услышав новость, ушел к Сингаппаговде. Когда Китти, держась за тетино сари, снова пришел в дом отца Наги, дядя был еще там.

— Не беда, что эта шлюха ушла от тебя, — утешал он Сингаппаговду. — Другую жену ты себе всегда найдешь!

Плачущей Наги Чандреговда велел идти к ним. Увидев стоящих позади Китти и Камаламму, он обернулся и сказал:

— Заберите Наги с собой. Пусть она поживет у нас.

Тетя собрала Наги и вновь стала последними словами ругать Кальяни. До Китти постепенно дошло: оказывается, Кальяни сбежала ночью с работником Ханумой. И Наги, и Китти не могли понять, зачем она так поступила. Китти решил, что она, наверное, ушла потому, что отец Наги каждый день ее бил.

На праздник колесницы они не успели. Говракка, жена Додды Говды, Лакшмакка, жена Кадакалы, и несколько других женщин сидели в большой комнате, обсуждая поступок Кальяни. Китти с нетерпением ждал, когда они встанут и отправятся в Хосур смотреть Окали. Наги сидела грустная. Увидев, что Ломпи наконец-то начал готовить повозку, Китти очень обрадовался. Он позвал Наги во двор. Ломпи настелил на голые доски повозки солому и положил сверху циновку. Когда в дом вошел дядя, женщины поднялись. Взяв свой ханде, дядя велел Китти принести медный кувшин. Китти принес кувшин, и дядя обвязал его горлышко шнурком. Женщины, судачившие в большой комнате, одна за другой ушли. Осталась только Говракка.

После того как дядя поел, за еду принялись Китти, тетя, Наги и Говракка. Тут уж Китти наелся до отвала. Даже рыгнул, вставая. Дядя уже ушел к чавади. Наги, вытирая вымытую руку о подол юбки, остановилась позади Китти. Китти не оглядывался, потому что его почему-то брала жалость, когда он смотрел на нее. Вдруг до его слуха донесся рокот барабанов со стороны чавади. Схватив Наги за руку, Китти бегом потащил ее туда.

Перед чавади собралось множество народу. У всех мужчин были в руках ханде. Жрец совершал на чавади пуджу, обряд приношения даров богам. Звенели колокольцы, грохотали барабаны — шум стоял такой, что в нем тонули голоса людей. Жрец дал выпить освященной воды из Ганга всем, кому предстояло участвовать в игре Окали. Каждый простирался ниц перед Ситарамайей и Доддой Говдой, сидевшими под навесом на чавади.

От дома Путтасвами не выставили ни одного игрока. Сам Додда Говда послал передать Путтасвами: