Восемь тетрадей жизни - Тонино Гуэрра

платье, чтобы снова погрузиться в воспоминания. Жакет и юбка из светлого льна, которые ей подарила дочь, вышедшая замуж в Италию. Костюм был куплен в магазине «Большие размеры» для уже располневшей семидесятидвухлетней Эльвиры. Она надела его в путешествие на пароходе «Тарас Шевченко», который отплывал из Одессы в Италию. Стояла жара, и она постоянно вытирала вспотевшее лицо кружевным платочком, который не выпускала из своих белых пальцев, украшенных как всегда кольцами. Когда пароход проходил через Дарданеллы, и вдали показались мечети Константинополя, похожие на огромных белых голубей в золотистом воздухе заката, к ней подошла и представилась высокая, худая, элегантная старуха. «Припудренная», — подумала про себя Эльвира. Женщина была заметно взволнована, растрогана неожиданной встречей. Обожание и восторг светились в ее глазах, как будто она видела любимую сестру или родственницу, восставшую из могилы. Старуха присела рядом, гладила ей руки, подносила к своим худым щекам и говорила о прошлом. «Какая Вы были красавица! О Вас шла слава по всей России. Помните зимы на Кавказе, на курорте в Бакуриани? Вы шли по расчищенной дорожке вдоль деревянных домиков на фоне гор и бросали апельсиновую кожуру прямо на снег. Обожатели, следовавшие за Вами на расстоянии, подбирали эти корки, чтобы хоть что-то осталось у них от Вас на память. Ваша прогулка по улице Горького в Москве никогда не оставалась незамеченной». Старуха вспоминала пляж в Сочи и «Храм воздуха» на горе в Кисловодске, где вместе с дирижером оркестра Эльвира пила не только шипящий нарзан. А маленький летний ресторанчик в саду «Эрмитаж» в Москве? Какие замечательные форели можно было там откушать! На Красной площади в День Победы все целовали друг друга. И каждому хотелось поцеловать именно ее, Эльвиру. Наконец, после стольких лет, они опять встретились! Вдруг «припудренная», не сводя своих покрасневших от волнения глаз с Эльвиры, воскликнула: «Но Вы-то сами, дорогая, помните, какой Вы были в молодости?» Эльвира испуганно оборотилась к сидящей с ней рядом женщине, лицо которой было теперь совсем близко. И наконец, под слоем тающей от жары пудры и остатками стекающего по лицу тщательно наложенного грима, Эльвира узнала черты дирижера оркестра, который любил ее в молодости. На старости лет он дал волю своей ранее всегда подавляемой женственности. К счастью, судно подходило к маленькому турецкому порту, и она решила посидеть на берегу в чайхане, перед которой выстроились в ряд лавки с товаром. Дирижер сел в автобус с экскурсией в город Эфес. На пароход Эльвира возвратилась с огромным букетом роз, который преподнес ей незнакомый молодой турок, последний поклонник, отдавший дань ее былой красоте. Сегодня она мерзла в своей квартире. Колени были укрыты старинной вышитой скатертью, которая напоминала скоропостижный отъезд из Карса, где она родилась. В 1918 году эти территории были возвращены Турции. Она, пятилетняя, вместе с матерью и младшей сестренкой с невероятными трудностями и пересадками добралась до Харькова, на Украине, к родителям матери. Отец, генерал Белой армии, был сослан с остатками своих солдат в лагерь у Белого моря под Архангельском. В Харькове не оказалось никого из родных. Дед, ученый-грек, и богатые сестры матери бежали за границу. Город был пуст, и власть постоянно менялась. Когда они с матерью и сестрой смогли наконец сесть в поезд с открытыми товарными вагонами, направляясь к отцу в Архангельск, вокруг ее шеи для тепла была завязана эта самая скатерть. Из всей Белой армии под Архангельском в заледенелых бараках выжило не более ста человек. Ее отец и еще несколько офицеров были освобождены по указу об использовании белых специалистов в возрождении и развитии индустрии. Прожили они под Архангельском долгих три года, где она ходила в школу по деревянным мостовым, проложенным поверх грязи. И теперь еще живы в ее памяти ледоходы на Двине, невероятный грохот ломающихся льдин. Однажды, по своей детской отчаянной смелости, она прыгнула на огромную льдину, и чуть не была унесена ею в Белое море. Спас ее отец. Холод в квартире показался Эльвире весенней оттепелью в сравнении с пережитым в местах ее детства. К счастью, в Москве наступили солнечные дни. Эльвира сняла с себя пальто и платки, ей надоели старые наряды, она собрала их и сложила в полиэтиленовый мешок. Вышла на улицу, полная решимости насладиться еще одним солнечным днем и раздарить платья своего прошлого. А я вспоминаю фразу из сочинения мальчика в Савиньяно, написанного на тему об отношении к старикам. В доме с ним жил его дед, которому было за девяносто. Он часто сетовал на жизнь. Однажды мальчик не выдержал и сказал: «Дедушка, уж тебе-то грех жаловаться! Ты ведь и так долгожитель». Старик отвечал: «Ты думаешь, Джорджио, что жизнь бывает чересчур длинной? Ошибаешься. Когда приблизится смертный час, ты поймешь, что вся жизнь сосредоточена в этом последнем дне, и не вспомнишь о прошлом».

ФЕВРАЛЬ

Краски карнавальных костюмов танцуют

В часовне Кастельдельчи маленькое овальное оконце. Каждое утро в девять часов луч солнца освещает через него памятную надгробную плиту крестоносца, возвратившегося из Иерусалима с первыми привезенными им в Италию розами. Ныне нет уж ни плиты, ни оконца. Его замуровали для укрепления наружной стены. Крыша часовни обвалилась, и на куче каменных обломков растут дикие кусты, заслонившие небо. И лишь старик из Сенателло называет церковь по-прежнему «Часовней роз», хотя никогда никаких роз в этом месте не бывало.

Вчера так безгранично веселился,

Смотря на снег, который вышивал

Деревья, окружающие дом.

И от себя не ожидал я мысли,

В тот самый миг пришедшей,

О быстротечной и короткой жизни

Всех праздников.

10

СУББОТА

Во второй половине дня площадь в Пеннабилли была залита красным светом. Джиджи Матеи показал мне старинный ботанический атлас. К обложке подклеены две рукописные страницы из дневника местного священника, которому и принадлежал прежде сей редкий том. В дневнике — короткие записи, в основном о погоде: дни, когда выпадал снег или светило солнце. В заметке, помеченной датой 29 июля 1849 года, говорится, что в Пеннабилли пришли из Баньо ди Романья тысяча австрийских солдат, которые направлялись в Сан-Марино. Там укрывался Гарибальди, бежавший из Рима. Сегодня ночью в горах выпал снег. Перед глазами на вершинах «Лунных Альп» он лежит разбросанными белыми пятнами. Огромный спящий леопард. У нас солнце, пахнет весной. Вместе с Джанни Джаннини поехали воровать луковицы диких тюльпанов, готовых к цветению. Тайком накопали их на поле Святой Мадонуччи под кустами кровянки. Высадили вдоль аллеи, ведущей к