Коза торопится в лес - Эльза Гильдина

– Честно прожившие, детей прекрасных родившие, пока не траванулся.

– Оборотня, алкаша, пока не траванула.

– Стыда у тебя нет перед внучкой.

– А чего мне стыдиться правду говорить ребенку?

– Какой пример подаешь!

– Все воры…

– Он убьет его сейчас! – отвлекаю их, указывая в экран.

Старухи встрепенулись, разом обернулись к телевизору. Чужие страсти за совместным обсуждением на время отвлекут и примирят их, а я, наконец, смогу незаметно улизнуть.

Я факир, и фокус мой удался. Телик, как флейта, до поры до времени будет удерживать внимание двух невыносимых кобр с раздувающимся на двоих капюшоном.

С ржавым ведром и лопатой тороплюсь на картофельное поле, которое начинается сразу за баней и плавно спускается к реке. Издали слышно, как глухо и неравномерно громыхает о днище ведер картошка, и видно, как на железе Лёшиной лопаты вспыхивает солнце и летит земля. В воцарившейся скорбной осенней тиши механически орудует лопатой и вилами. Он снял ветровку, в одной майке со струйками пота на шее усиленно пыхтит. Видимо, выгоняет из себя добела раскаленную ярость. Я и не знала, что у него такие натруженные руки с выступающими венами. С виду, особенно в верхней одежде, мальчик городской, два мосла и кружка крови, как говорит наша Люся. Меня усиленно не замечают. Если Малой на кого-то дуется, значит, дуется на весь белый свет. Время от времени зевает, осоловело таращится перед собой. Сон да Винчи дает о себе знать.

Делать нечего, ни слова не говоря просто присоединяюсь к нему. Мимо нас совсем низко проплывает, посверкивая на солнце, сентябрьская паутинка. И вместе с трубным дымом из бани, которую по случаю выписки затопили, безмятежно уносится вдаль. Иногда дым идет на нас, стелется по полю. Тогда мы задерживаем дыхание, а потом долго кашляем.

Рядом Беська мешается. Беська – это Люсин кот-кочерга. Он, как подорванный, закапывает тут вовсю свои «секретики». Беська реально бесит. С ним происходит ситуация «не в коня корм». При всех стараниях Люси животное это похоже на недоброжелательную обугленную жердь, балованную, но не затисканную. И всегда начеку, по причине присутствия Малого, знатного живодера. Пацаны в той или иной степени все живодеры. Потому в этой вечно напряженной обстановке тощий Беська мне в руки не дается. Гладить его все равно что нескладную палку. Кочевряжится, упирается, хмурится, а ласкаться, доверяться, сложив лапки на груди человека, не умеет.

Мне не терпится узнать у Малого про ту ночь. Но первой заговорить не решаюсь. Успела изучить брата: встанет в позу. Из вредности ничего не скажет. Будет только дразниться и изводить. Хотя по тому, как он подозрительно молчалив, видно, что его тоже страсть как распирает от любопытства. Так сказать, гложут, терзают смутные сомнения.

Но не со мной Малому тягаться в молчании. И правда, через некоторое время как бы невзначай, глядя куда-то в сторону, начинает наводить справки:

– Татарка, вы же с Санни в ДК потом двинули, да же?

Я не ответила. Сделала вид, что за работой не услышала. Но Малой, будущая следовательская душа, не из тех, кто с живого слезет.

– Я скажу тебе, ходили мы туда или нет, – сдаюсь я, надув в щеки воздух и со свистом выдохнув, – если ты скажешь, почему нельзя туда ходить.

– Татарка, а тебе мало того, что случилось с тобой? – с назидательными нотками напоминает Малой.

– Да что случилось-то? Я увидела какого-то пьяного или не совсем здорового чела. А потом ничего не помню. Да, он напугал меня до чертиков, чуть заикой не стала, но ведь мне ничего не сделал! Или я чего-то не знаю? Кто это вообще был? Его поймали?

– Как можно поймать того, кого нет, – вздыхает он и после паузы, будто раздумывая, стоит ли мне знать, все же решается. – Жили-были четыре друга. Это еще до нас с тобой…

– С первого класса вместе? – усмехаюсь я.

Уж больно знакомая фабула, не иначе как Малой тоже сериалов насмотрелся и теперь пересказывает их под своим соусом, как те анекдоты, которые помогли найти первых друзей.

– С первого, – серьезно кивает Малой, нагибаясь за картофелинами, – их всех учил наш дедушка, директор школы. Правда, один из них после десятого класса откололся. Закончил Омскую школу милиции со всеми отсюда вытекающими… Ну ты поняла, про кого я.

– Про Большого?

В последнее время тоже называю Папу Большим. Какой он мне, в сущности, Папа? Я ж в сознательном возрасте не видела его никогда!

– Остальные трое, – продолжает Малой, – Роглаев, Бактыбаев и Юра Хаев (Юх), тоже хорошо поднялись. Все бывшее госхозяйство разобрали, прибрали к рукам. Всех под себя подмяли (у нас тут карьер, руду добывают – прим. Татарки). Но на прошлой неделе двое, Бактыбаев и Юх, пропали. Уехали на рыбалку и на связь больше не вышли. Роглаев забил тревогу. Но никто ничего не знает. И никто ничего понять не может. Ну, подали на розыск. Организовали поиски. А батяня наш и рад бы помочь, да только нет его в Буре. В командировке он, – как мантру вновь и вновь отчаянно повторяет Малой, – и это не брехня, как Хаятка твоя вопит каждый раз.

– А причем тут я и тот маньяк?

– Уж больно тот, которого ты видела, на Бактыбаева смахивает. Колоритная личность. Такого ни с кем не спутаешь.

Я так и присела на днище перевернутого ведра. Уже успела привыкнуть, что от этой злополучной фамилии всегда веет чем-то ужасным. От нее одни неприятности. Но до такого поворота я не додумалась бы даже в своем романе о фрейлине. С тем, кто мог бы стать моим родителем, я случайно столкнулась ночью на стадионе! Нарочно не придумаешь!

– Так, значит, нашелся и не пропал никуда, – даже как-то обрадовалась я, – осталось только Юха этого найти. Надо расспросить хорошенько этого Бактыбаева про него.

– Некого расспрашивать. Как сквозь землю провалился. Никаких следов. Вернее, следов много. Затоптали. Но кровищи много.

– Бактыбаева кровь? – пугаюсь я.

– Криминалист сказал, что группа крови идентична той, которая в базе данных. Этот товарищ давно у нас засветился. Получается, видели его в последний раз только ты и эта гипсовая бабища.

– Это не бабища, – поправляю, – это Вера Волошина.

– Все это странно, – не слышит меня в собственных раздумьях Малой. – То ли так задумано, то ли Роглаев в натуре за них переживает?

– Что значит «задумано»? Если они все друзья!

– А то, что если те двое так и не объявятся, то Роглаев один на хозяйстве остается. И делиться с друзьями больше не придется.

Я высказываю другое предположение:

– А может,