42-я параллель - Джон Дос Пассос

Она ждала его на пароме в своей синей матросской блузе и модной шляпке, как две капли воды похожая на картинку Гибсона[56]. Им некогда было перемолвиться слоном – приходилось спешить на паром. Устроившись на палубе, она подняла к нему лицо для поцелуя. Ее губы были свежи, и рука в перчатке так легко лежала на его руке. В Сосалито они сели в трамвай, а потом опять пересаживались, и она все смеялась над ним, когда они бежали, чтобы занять в поезде места получше, и им казалось, что они совсем одни в ревущем просторе громадных красно-бурых гор, голубого неба и моря. Они еще никогда так хорошо себя не чувствовали вдвоем. Она бежала впереди него всю дорогу к вершине. У обсерватории оба едва переводили дыхание. Они стояли, укрытые стеной от прочей публики, и она позволила ему целовать ее, и он покрывал поцелуями ее лицо и шею.

Обрывки тумана проплывали мимо, на время скрывая из виду участки залива и долин и еще затененных гор. Когда они перешли на сторону, обращенную к морю, ледяной ветер пронизал их насквозь. Клубящаяся масса тумана поднималась от моря, как растущий прилив. Она схватила его за руку.

– О, мне страшно, Фейни.

Потом он как-то сразу сказал ей, что бросил работу.

Она посмотрела на него испуганная, дрожащая от холодного ветра и такая маленькая и беспомощная; слезы стали стекать но обеим сторонам ее носа.

– А я думала, что ты любишь меня, Фениан… Ты думаешь, мне легко было ждать тебя все это время, когда я так люблю и тоскую по тебе? О, я думала, что ты меня любишь.

Он обнял ее одной рукой… Что ему было сказать? Они пошли к фуникулеру.

– Я не хочу, чтобы весь этот народ заметил, что я плакала. Нам было так хорошо перед этим. Пойдем вниз в Мьюр-Вуд.

– Но это очень далеко, Мейси.

– Не важно, я так хочу.

– Ты молодчина, Мейси.

Они пошли вниз по тропинке, и скоро туман скрыл все вокруг.

Часа через два они остановились отдохнуть. Они свернули с тропинки и нашли лужайку в густой заросли ладанника.

Вокруг клубился туман, но над головой было ясно, и чувствовалось, как сквозь мглу пригревает солнце.

– Ох, я натерла себе ногу, – сказала она с гримасой, которая вызвала у него смех.

– Теперь уж недалеко, – сказал он. – Честное слово, Мейси…

Он хотел объяснить Мейси про забастовку и про уоббли[57]и то, почему он собирается в Голдфилд, но не мог. Он только и мог целовать ее. Ее губы не отрывались от его рта, и руки ее крепко обвивали шею. Что-то суровое в нем растоплялось горячими слезами.

– Но, честное слово, это нисколько не помешает нам пожениться, честное слово, нисколько не помешает. – Мейси, я с ума схожу по тебе… Мейси, позволь… ты должна позволить… Честное слово, ты представить не можешь, как это ужасно для меня, любить тебя так, и ты никогда не хочешь позволить…

Он встал и оправил ей платье. Она лежала, закрыв глаза, с побледневшим лицом; он боялся, что она потеряла сознание. Он стал на колени возле нее и коснулся губами ее щеки. Она едва заметно улыбнулась, притянула его голову и взъерошила ему волосы. – Дорогой мой муженек, – сказала она. Немного погодя они поднялись и, не замечая ничего вокруг, спустились по сосновой роще к трамвайной остановке. Возвращаясь на пароме, они решили, что обвенчаются на той же неделе. Мак обещал не ехать в Неваду.

На следующее утро он встал подавленный. Он продавался. Бреясь в ванной, он поглядел на себя в зеркало и сказал вполголоса:

– У, стервец, продаешься-таки сукину отродью.

Он пошел к себе в комнату и написал письмо Мейси.

Дорогая Мейси!

Честное слово, ты ни одной минуты не должна думать, что я тебя разлюбил, но я обещал ехать в Голдфилд помочь ребятам наладить газету, и надо держать слово. Я пришлю тебе свой адрес, как только приеду на место, и если я тебе действительно буду почему-нибудь очень нужен, то я сейчас же приеду обратно. Честное слово, приеду.

Целую тебя без счета и люблю

Фейни.

Он пошел в контору «Бюллетеня», взял расчет, уложил свой чемодан и отправился на вокзал узнавать, когда идет поезд в Голдфилд, Невада.